Искатель - Тана Френч

Кел пытается воспользоваться тем, что можно слушать музыку на какой хочешь громкости, но как-то не клеится оно. Начинается вроде здорово – Кел готовит ужин под славного бодрящего Стива Эрла с полной ударной партией на воображаемых барабанах, так, словно никто никогда не подбирался к его окнам подглядывать, как он тут дурака валяет. Но к концу вечера в итоге оказывается на заднем крыльце с пивом, смотрит в темнеющую дымку неба и чувствует, как уплотняется у него на коже и в волосах мгла дождя, а в воздухе гудит старая слезовыжималка Джима Ривза о том, как мужик бредет сквозь метель и почти добирается домой[57].

Из того немногого, что по-настоящему радует Кела в эти дни, – открытие, что глазомер на стрельбу он не растерял. Погода скорее располагает к рыбалке, но Келу сейчас не хватает терпения. Он бы проводил больше времени с “хенри”, хоть морось, хоть вёдро, но есть пределы тому, сколько Кел может питаться крольчатиной. Парочку он припрятывает в новую морозилку, двух отвозит Даниэлу Буну – тот воздает Келу скидкой на патроны и обзором своих любимых ружей – и еще пару Норин, показать, что он замечает и ценит ее старания. Понимает, что одного он обязан закинуть Марту, но никак не может себя заставить.

Одного можно было б отвезти Лене, да только он избегает встреч с ней так прилежно, что чувствует себя конченым дураком, – таится возле лавки, чтобы знать наверняка, что ее там нет, прежде чем набраться отваги и зайти самому. Он бы с радостью закупался в ближайшие недели в городе, но в этих щекотливых обстоятельствах велик риск обидеть Норин. Это вдобавок означает, что никак не получится быстро заскочить и убежать, придется выслушать все новости о кардиологических бедах Анжелы Магуайр, со всеми подробностями о том, что Норин и Анжела – дальние сестры по прабабушке, которая, может – а может, и нет, – отравила своего первого мужа, а также обсудить, как повлияет на Арднакелти новый парк водных развлечений за городом. Обычно Кел счастливо потратил бы на это полчаса своего дня, но если Лена его увидит, она захочет поговорить про щенка, а Кел щенка брать не будет.

Впервые с тех пор, как он приехал, Ирландия кажется ему крошечной и тесной. Ему хочется тысячи миль открытого шоссе, где можно вжать тапок в пол на весь день и всю ночь, смотреть, как солнце и луна скользят исключительно над охряной пустыней и путаницей кустарника. Попробуй он такое здесь, через пятьдесят ярдов налетит на ничем не оправданный поворот дороги, отару овец, рытвину размером с ванну или встречный трактор. Кел отправляется пешком, но поля промокли насквозь и чавкают под ногами, как болото, а обочины перепаханы до несусветных ям и борозд грязи, из-за которых без толку даже пытаться настроить ходьбу на ритм. Все эти каверзы его, в общем, не беспокоят, но сейчас кажутся адресованными ему лично: камешки в обуви, мелкие, но тщательно отобранные по острым граням.

Слишком уж расстраиваться из-за этого непокоя Кел себе не позволяет. После смуты, привнесенной Трей, непокой этот вполне естествен. Если не будить лихо и переделать уйму трудных дел, это чувство пройдет. Так он поступал, когда, например, прижимала семейная жизнь или служба, и все удавалось: рано или поздно обустраивалось так, что Келу вновь становилось уютно. По его прикидкам, когда подготовит дом к зиме, непокой весь сточится.

Такой возможности он в итоге не получает. Меньше чем через две недели после того, как он послал Трей куда подальше, Кел сидит перед огнем у себя в славной гостиной, где теперь полный марафет. Темень вздорная, буйная и до того ветреная, что Кел подумывает, уж так ли крепка у него кровля, как ему казалось. Читает тощую местную газетку, слушает, как громыхает черепица, и тут в дверь стучат.

У стука этого странное свойство, он размазанный и невнятный, словно зверь лапой. Если бы постучали не в перерыве между порывами ветра, Кел мог бы списать такой шум на то, что это ветер швырнул в дверь веткой. Десять вечера, для фермеров отбой уже прозвучал – если не стряслось ничего решительно ужасного.

Кел откладывает газету и на миг замирает посреди гостиной, раздумывая, не сходить ли за ружьем. Стук не повторяется. Кел подходит к двери и приоткрывает ее на щель.

На крыльце, дрожа с головы до пят, как выпоротая собака, стоит Трей. Один глаз багровый и распух так, что не открывается. Струйки крови исчерчивают ей лицо, кровь капает с подбородка. Рука вскинута, пальцы сложены звериной лапой.

– Ой бля, – выговаривает Кел. – Ой бля, малая. – Колени у Трей подгибаются, Кел рвется подхватить ее на руки и внести в дом, но боится к ней прикасаться, чтоб не добавить боли. – Заходи.

Трей вваливается в дом и стоит, покачиваясь и тяжело дыша. С виду кажется, что она не понимает, где находится.

За ней вроде никто не шел, но Кел все равно запирает дверь.

– Так. Входи. Иди сюда. – Ведет ее к креслу, еле касаясь кончиками пальцев плеча. Трей оседает в кресле и шипит от боли. – Погоди, – говорит Кел, – погоди тут. Держись. – Притаскивает из своей комнаты спальный мешок и одеяло, укрывает малявку – предельно осторожно. Неповрежденная рука вцепляется в одеяло так крепко, что белеют костяшки пальцев. – Вот. Все будет нормально.

Находит чистое полотенце, присаживается у кресла, промокает кровь, капающую у девочки с подбородка. Трей отшатывается, но когда Кел пробует вновь, ей не хватает сил его остановить. Он промокает, пока не становится понятно, где именно кровоточит. Рассечена нижняя губа.

– Кто тебя так?

Ребенок широко открывает рот, будто собирается завыть, как раздавленное животное. Слов не возникает, выливается лишь больше крови.

– Все нормально, – говорит Кел. Еще раз прикладывает полотенце к ее рту, прижимает. – Неважно. Не надо ничего говорить. Просто посиди спокойно чуть-чуть.

Трей смотрит мимо него и дрожит. Дышит меленько, так, будто это больно. Не разобрать, понимает она, что происходит, или ее ударили по голове и она пришла сюда бессознательно. Не разобрать, насколько сильно повреждена у нее рука, выбиты ли зубы или какие еще повреждения таятся под худи. Все залито кровью изо рта.

– Малая, – произносит он тихонько, – не надо ничего говорить. Мне только надо понимать, где сильнее всего болит. Можешь показать?

На миг ему кажется, что она его не слышит. Затем Трей поднимает сложенную лапой ладонь и показывает на рот и на бок.

– Ясно, – говорит Кел. По крайней мере, она понимает его слова. – Молодец. Мы отвезем тебя к врачу.

Небитый глаз малявки распахивается в ужасе, и она пытается встать.

– На… – из-за разбитой губы смазанно выдавливает она, – не надо врача.

Кел вскидывает ладонь, пытаясь остановить ее движение.

– Малая. Тебе надо на рентген. И на губу швы…

– Не. Отой… ди… те… – Она отталкивает его руки и, раскачиваясь, ухитряется встать.