Искатель - Тана Френч

Может, стоит приготовить остаток вчерашних окуней на ужин, но Кел берет пиво и выходит с ним на заднее крыльцо. На востоке небо делается все глубже, становится лавандовым; под ним замер красный трактор, брошенный посреди борозды. Вспашка добавляет запахам в воздухе еще один слой – насыщеннее, темнее, он полнится чем-то сокрытым.

“Видишь? – мысленно говорит он Донне. – Я способен забросить дело, если так правильнее”. Донна, отказываясь смилостивиться даже в воображении, возводит очи горе и люто фыркает в небо.

Кел сказал Трей правду, он действительно не знает, почему они с Донной расстались. Насколько сам он понимает, расклад таков: на Алиссу, когда та училась на первом курсе в колледже, напали и довольно сильно избили, а через два года Донна его бросила, и между этими событиями явно имелась какая-то связь, но Кел слишком бестолков, чтобы ее понять.

В свое время никаких признаков того, что первое приведет ко второму, не проявлялось. Они с Донной вылетели в Сиэтл так поспешно, что оказались там, не успела еще Алисса прийти в себя после операции на сломанной плечевой кости. Как только Кел удостоверился, что с Алиссой все в порядке, он оставил Донну сидеть с дочерью, а сам отправился к начальнику полиции. Он совершенно точно знал, каков приоритет у случайного нападения, но нападение на дочь легавого – совсем другое дело, а дочь легавого, заявившегося к начальнику полиции лично, – тем более. В последующие две недели Кел изводил того начальника вежливо, но неотступно, пока они не отсмотрели все снятое камерами наблюдения в радиусе квартала. Это дало им парочку зернистых снимков нападавшего, с которыми Кел и ребята начальника работали, – бывали дни, когда Кел выкладывался двадцать часов подряд, – пока не отыскали плюгавого рыжего наркушу по имени Лайл, у которого в кармане все еще болталась Алиссина кредитка.

Когда Кел уведомил об этом Алиссу, та все еще была слишком потрясена и потому никакого облегчения не выказала, просто глянула на отца и отвернулась. Кел все понимал: он надеялся ее порадовать, но повидал достаточно жертв преступлений, чтобы знать, что травма придает чувствам очертания, каких никак не ждешь.

Далее некоторое время они с Донной были в основном заняты тем, что волновались за Алиссу. После первых двух недель она не позволила им остаться с собой и домой возвращаться не захотела, а потому беспокоиться им пришлось издали. Из-за нападения зеркало ее ума пошло трещинами, и пусть осколки все на своих местах, оно уже не цело. Кел так и не понял, от физических увечий это случилось или от того, что́ Лайл грозился сделать с Алиссой, – она пыталась его уговорить, наладить с ним связь как человек с человеком, а Лайлу это пришлось не по душе. Так или иначе, она едва выбиралась из постели – какое там учиться, или тусоваться с друзьями, или заниматься любыми другими своими делами.

Впрочем, постепенно все склеилось. Она возвратилась к учебе. Однажды даже рассмеялась по телефону. Через несколько недель, когда Кел позвонил рассказать ей, что Лайла признали виновным, она была в баре с Беном. Кел понимал, что трещины еще не исчезли и все хрупко, но понимал и то, до чего сильна в здоровых молодых созданиях тяга к жизни. Как умел, он полагался на это.

Когда Донна начала наезжать на него, Кел поначалу списал это по той же статье: теперь, когда возникла такая возможность, поперла отсроченная травма. Наезды, о которых идет речь, исходно представляли собой некую невнятную картечь гнева, но постепенно Донна придала своим мыслям отчетливость, и речь пошла о том, как все сложилось в Сиэтле, а еще точнее – о том, что Кел почти все время занимался поимкой Лайла. Донна, судя по всему, считала, что Келу следовало быть с Алиссой у нее в квартире – вместе с Донной, Беном, Алиссиными соседками и прочими друзьями, кто оказывал Алиссе моральную поддержку и приносил сплетни и фиготень с семенами чиа.

– Что мне было там делать?

– Разговаривать с ней. Обнимать ее. Да, нахер, просто сидеть рядом. Что угодно лучше, чем ничего.

– Я не бездельничал. Я пошел и поймал того парня. Без меня они бы…

– Да ей не требовалось, чтоб ты там где-то был легавым. Ты ей нужен был как отец.

– Да зачем я ей там? – растерянно сказал Кел. – У нее была ты.

– Ты у нее спрашивал? – рявкнула Донна, всплеснув руками и вскинув брови. – Ты вообще спрашивал?

Нет, не спрашивал. Ему казалось очевидным, что в такое время ребенку нужна мама, что с разговорами и объятиями Донна справится лучше, чем он. Кел отправился на поиски и принес Алиссе лучшее из того, что мог предложить, – завшивленный скальп Лайла. Келу это пустяками не казалось. Без его усилий Лайл бы до сих пор болтался по улицам, и всякий раз, выходя из дома, Алисса ожидала бы его за каждым углом. А теперь лет семь-десять она могла гулять без опаски.

Так или иначе, это сперва не казалось поводом для развода. Но в последующие месяцы оно привело их с Донной – чередой скачков и рывков, которые Кел в свое время едва успевал отслеживать, – в места куда темнее и гаже. Они ссорились часы напролет, до глубокой ночи, даже после того, как Кел напивался или уставал до такой степени, что переставал понимать, из-за чего они ссорятся. В конце концов Донна разъярилась так, что ушла от него, и это потрясло Кела до глубины души. За их совместную жизнь он на Донну сердился будь здоров, но ни разу настолько, чтобы ему пришло в голову все бросить.

Из тех ссор он извлек с какой-никакой ясностью лишь одно: Донна была уверена, что Кел был бы лучшим мужем и лучшим отцом, если б не служил легавым. Кел считал это херней на постном масле, но оказалось, что тем не менее готов как-то с этим разбираться. Свои двадцать пять он отработал, Алисса окончила колледж, а служба уж не была той, что прежде, – или Келу так виделось. Он уже не мог разобрать, в чем дело, но все яснее понимал: работу свою он не любит.

Донне о своем решении он не сообщал вплоть до того, как подал заявление, заверил его у начальства и узнал, когда ему предписано сдать бляху. Хотел предъявить что-то осязаемое, чтобы она не решила, будто он ей лапшу вешает. Может, он слишком с этим затянул, поскольку, когда сообщил Донне, она сказала, что и ей есть что ему сообщить: оказалось, что она уже встречается с каким-то мужиком из ее книжного клуба по имени Эллиотт.

Эту новость Кел своим друганам не выкладывал. Они бы сказали, что Донна давным-давно трахается с Эллиоттом и ушла от Кела аккурат поэтому, а Кел был уверен, что это не так. Он бы хотел с этим согласиться – для своего же спокойствия, – но не сомневался, что хорошо знает Донну. У нее тоже есть кодекс. Возможно, ей и в голову не приходило связываться с Эллиоттом, пока они с Келом были вместе, иначе она бы пальцем к этому Эллиотту не притронулась после того, как они с Келом расстались. Он просто сообщил ребятам, что, по словам Донны, опоздал – и она это действительно сказала, ребята купили Келу еще пива и сошлись во мнении, что женщины непостижимы.

Это вроде должно было как-то утешить, а в итоге Кел чувствовал себя даже хуже. Сам себе казался мошенником, потому что из ссор с Донной он извлек для себя еще и то, что совершенно непреднамеренно подвел жену и дочь. Кел всегда хотел лишь одного: быть человеком надежным – тем, кто заботится о своей семье и обходится с близкими порядочно. Больше двадцати лет занимался своим делом, считая себя вот таким человеком. Но где-то по пути он это качество профукал. Растерял свой кодекс, а хуже всего то, что он не понимает, как так вышло. С того мига он никчемен – и не может сказать, что это был за миг.