Мы правим ночью - Клэр Элиза Бартлетт

Ранним утром тайга сияла ярким, холодным светом. Ветви деревьев переливались инеем, разбрасывая по земле насыщенные красно-оранжевые краски рассвета. Заснеженный лес превратился в белый ковер, на котором Ревна с Линне шагами вышивали свою историю. Весь день они молча шли по старой охотничьей тропе, едва заметно забиравшей вверх.

Когда же тени окрасили мир в пурпурные тона и снежный пейзаж потерял четкость своих очертаний, Ревна пришла в голову мысль, что им на самом деле удалось пройти совсем немного.

Они соорудили из снега подобие убежища, а когда закончили, Линне собрала хворост и развела костер. На дне ранца Ревна отыскала крохотный котелок и собрала их продовольствие, которого одному человеку хватило бы на пару дней. Эльды, скорее всего, намеревались выживать за счет захваченных ими территорий.

В слабеющем свете Ревна осторожно подвернула вверх брючины. У нее горели руки – даже когда она вдавливала их в снег или прижимала к холодным протезам. Девушка со щелчком отстегнула правую ногу, содрала пропитанный потом носок и облегченно вздохнула, обнажив изодранную кожу. Фантомные ноги болели. Придется промыть икры снегом, надеясь, что к моменту их возвращения в Интелгард она не натрет слишком много мозолей и не подхватит кожный грибок. Хотя скаровцам это может понравиться. Возможно, они просто позволят моим ногам сгнить.

В аварийном комплекте нашлись и нитка с иголкой, с помощью которых можно было попытаться починить порвавшийся ремешок. Однако пряжку, погнувшуюся и сломанную снизу, застегнуть не получится. Паз, не дававший ей сдвинуться с места, тоже сломался, и Ревна, тряхнув ногой, услышала, как в ней звенели его кусочки. В поврежденном пазу защелка не удержится, и, хотя живой металл помогал ей стоять, от длительной ходьбы проблема только усугубится.

Линне бросила на землю вязанку хвороста.

– Значит, так: ужинаем, обсыхаем и спим. Дай мне ранец.

На глазах у Ревны она сложила из тонких прутиков и мха пирамиду, затем выудила из кармана коробок спичек. Пока не разгорелся костер, они молчали, потом натопили из снега воды и сварили в ней густую кашу из овсяной крупы с мясом. Ревна с трудом орудовала ложкой, пряча от Линне порезы на своих руках. Каша обожгла ей язык.

– Неплохо, – сказала она.

– Соли не хватает, – ответила Линне.

Доедали они в полном молчании.

Ревна никак не могла понять свою напарницу. Они вместе приняли бой, Линне рискнула ради нее жизнью, но здесь, на земле, у них не было темы для разговора даже на полчаса. Вполне возможно, что Ревна никогда не сможет говорить с Линне. Может, никто не сможет. Разве что скаровцы.

Линне оттерла снегом дно котелка и поднесла его к огню, чтобы высушить. А когда посчитала, что дело сделано, сунула его обратно в ранец и придвинулась к Ревне.

– Дай-ка мне взглянуть на твое лицо. Хочу проверить, не осталось ли там осколков стекла.

Ревна протерла снегом грязные щеки и лоб, сделала резкий вдох, ахнула, когда ей стало больно, и уткнула в грудь подбородок.

Пальцы Линне нежно ощупали порез у нее на лбу.

– Как твоя нога?

Ревна потеребила обтрепанную штанину.

– Сломана.

Линне нетерпеливо фыркнула и перешла к уху.

– Очень полезная информация. Поверни голову.

Ревна повиновалась и спросила:

– Слушай, а что ты вообще знаешь о протезах?

– Хороший вопрос, – ответила Линне.

Она осмотрела шею Ревны, потом уши, бросила взгляд на верхнюю часть плеча и молча перешла к другой половине лица. Повисла неловкая пауза, Линне действительно старалась, и Ревне, в конечном счете, не оставалось ничего другого, как признаться:

– Нога сломана, но насколько серьезно, я не знаю.

Если они вернутся на базу, может, Магдалена что-то и сможет с ней сделать. От этой мысли у нее сжалось сердце.

Может случиться, что ей не надо будет даже пытаться. Ревна прекрасно понимала, что ее ждет на территории Союза. И по собственному опыту знала, что скаровцам нужна не правда, а признания.

– Может, тебе лучше пойти одной? – спросила она.

На миг она подумала, что Линне не расслышала. Та нахмурилась, увидев на правой стороне лица Ревны пятно, и надавила с такой силой, что Ревна сдавленно вскрикнула. Потом Линне спросила:

– Куда?

– Через горы. Обратно в Интелгард. Одна ты дойдешь быстрее.

Ревна запнулась. Не будь трусихой. Она не хотела быть проклятьем, которое убьет еще и ее штурмана.

– И сможешь доставить в полк ценные сведения.

Линне замерла и сжала пальцами подбородок Ревны.

– Без тебя не пойду.

– Но почему?

Поначалу она задала этот вопрос из любопытства, но затем продолжила рассуждать суровым голосом:

– Чего бы Союз ни требовал, мы даем ему это. Разве ты не знаешь? Почему бы тебе не бросить меня здесь?

Линне убрала руку.

– Потому что я не могу. Потому что никогда никого не бросаю.

Ревна повысила голос:

– Да ты миллион раз бросала меня там, на базе!

– Я не бросала тебя умирать!

Ревна подняла свою ногу. На Линне ей смотреть не хотелось.

– Это зависит от того, что ты сказала своему дружку-скаровцу.

На миг стало очень тихо. Едва слышно потрескивал огонь, манящий и теплый, напоминая ей о вечерах в Таммине перед дровяной печкой.

– О чем это ты? – спросила Линне.

Ревна собрала все свое мужество.

– Ты сказала ему, что я обуза? Сказала, что не могу воевать?

– Нет, конечно же. Я…

Линне запнулась. Ревна ощутила холод, не имевший к тайге никакого отношения.

– Что бы ты ему ни сказала, он все равно использует это. Неужели ты и в самом деле думаешь, что лучше подвергнуть меня допросам и пыткам, чем бросить здесь? Так ты хотя бы сможешь рассказать, что я умерла верным слугой Союза.

– Я не говорила с ним, – сказала Линне.

– Не ври…

– Я с ним действительно не говорила. Это он со мной говорил.

– О чем?

Обо мне. Теперь Ревна не сводила с нее глаз, пытаясь понять, найдет ли Линне в себе силы ей ответить.

Не нашла. Линне тяжело сглотнула и сказала:

– Теперь ты меня осмотри.

Она села, сохраняя полную неподвижность, которой Ревна никогда за ней раньше не замечала, будто боялась пошевелиться, пока чувствовала на своей коже руки Ревны. Та кончиками пальцев ощупала ее лицо, дотрагиваясь как можно мягче. Пока она этим занималась, Линне ответила: