Браззавиль-бич - Уильям Бойд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проснулась я очень рано. Снаружи едва брезжил мутный бледно-серый свет. Я огляделась, Амилькара не было. Я села, испытывая боль в онемевшем теле. Ночью какое-то насекомое сильно покусало мне руку и шею.
Снаружи стояла полная тишина. Только сейчас я разглядела, в каком беспорядке оставлена деревня: повсюду виднелись штабеля брошенных картонных коробок и ящиков. Я спросила себя, куда делся Амилькар, и пошла через деревню к дамбе, надеясь его найти. Сеявшийся вокруг меня серый свет начал медленно приобретать бледно-лимонный оттенок; плотные облака висели низко над головой, было прохладно.
Подойдя к орудийному окопу, я сразу увидела, что он пуст. Мальчики исчезли. Их новые автоматы стояли возле мешков с песком, скрученные пулеметные ленты лежали рядом. И, что сказало мне еще больше, на стволе пушки висели их спортивные анораки. Команда «Атомный бабах» окончательно самораспустилась.
Я свернула спортивные курточки и положила их на мешки с песком. Села на колесо пушки и спросила себя, что же мне делать. Само орудие, подумала я рассеянно, предоставив мыслям бесцельно блуждать, — достаточно красивая вещь. Но ствол, покрытый каплями росы, сужающийся к концу ствол казался мне непропорционально длинным для компактного казенника и аккуратного лафета. Я заметила буклет в пластиковом мешке, висевшем на одной из ручек. Разорвала упаковку. Это была инструкция — написанная на французском.
Я скользнула взглядом вверх по стволу, потом по горизонтали, по всей длине дамбы. На болоте полосами лежал туман. Пейзаж дышал спокойствием и жутковатой красотой. Я услышала заунывный, мелодичный крик удода.
— Сбежали, — сказал Амилькар.
Я обернулась. Он стоял у меня за спиной, понурый и напряженный, на щеках у него перекатывались желваки.
— Видите, — он указал на аккуратно составленные автоматы. Думаю, что только в этот момент до него дошла вся невозможность, фарсовая нереальность его положения. Он уперся кулаками в бедра, беспомощно возвел глаза к небу.
— Мальчики подкачали, — он попытался усмехнуться. — Из хороших волейболистов получаются плохие солдаты. Буду знать. — Он оглянулся на разгром в деревне. — Вы видите? Ужасно.
Мне стало холодно, я задрожала. Я приподняла спортивную анораку. «Могу я это взять?»
— Берите, что хотите. Что душе угодно. Можете взять противотанковую пушку.
Я натянула курточку. Амилькар, не веря своим глазам, разглядывал инструкцию.
— На французском — вы можете себе такое представить? Откуда и кому было известно, что единственный человек, который останется, чтобы из него выстрелить, учился в университете Монпелье? — Он отшвырнул буклет. — Как вы думаете, сколько оно стоит?
— Откуда мне знать?
— Двести тысяч долларов? Полмиллиона?
— Представления не имею. Вижу, что совершенно новое. Кто может знать, сколько стоят такие вещи?
— Какой-то человек из ЮНАМО закупил это для нас в Европе. Интересно, какие он получил комиссионные?
Амилькар открыл один из деревянных ящиков. В нем, в пластиковых гнездах, как винные бутылки, лежали три узких снаряда с лиловыми головками в форме луковиц, какие венчают русские церкви. Он вытащил один снаряд: тоже по-своему красивый, с хорошим дизайном, как и орудие. Сиреневый цвет слегка люминесцировал в желтоватых утренних лучах. Амилькар открыл казенник орудия и приложил луковичную головку к отверстию. Она легко скользнула внутрь. Диаметр у нее был чересчур маленький. Он вытащил снаряд.
— Сколько каждый такой стоит? Пять тысяч долларов? Десять?
На этот раз я ему не ответила. Я была занята: застегивала молнию на курточке с надписью «Атомный бабах». Амилькар уселся на заграждение из мешков с песком. Мне было очень жаль его, в этой новой форме, на которой появилось несколько лишних складок, но все равно франтоватого и аккуратного на фоне гор хитроумного, брошенного оружия. Он молча уставился в землю.
Укусы у меня на шее свербили. Расчесывая их, я заметила, что они у меня как раз в том же месте, что у Амилькара его странный шрам. Я подумала, что будь у нас больше времени, я бы при случае рассказала ему о своем портвейном пятне под волосами.
— Хоуп, — вдруг сказал Амилькар. — Не могли бы вы мне немного помочь? Мне нужна ваша помощь. Это сэкономит нам время. Потом мы отправимся на взлетную полосу и сегодня же ночью посадим вас в самолет. Но мне нужно сделать еще одну вещь, и если вы мне поможете, будет быстрее.
— Разумеется, — сказала я. — С радостью.
Я смогла унести только две мины, да и то с трудом. Они были тяжелые, выкрашенные в черный цвет, размером с обеденную тарелку и толщиной в два дюйма. Амилькар тащил четыре, и за спиной у него был «калашников».
Мы медленно шли по дамбе, время от времени останавливаясь, чтобы дать мне передохнуть. Солнце уже вставало, туман над болотом начал рассеиваться. В просветах между редеющими облаками появились полоски голубизны.
Пройдя примерно четыреста ярдов, мы остановились над бетонной трубой. Амилькар спустился вниз по насыпи, я стала по одной передавать ему мины, которые он укладывал под дорожным полотном в середине кульверта.
Его последним вкладом в защиту опорной территории, сказал он мне, должно стать разрушение дамбы. Оружие брошено, солдаты сбежали, но если он подорвет дамбу и в ней образуется брешь, он будет знать, что его усилия не пропали впустую. План у него был простой и дерзкий: он хотел заставить детонатор мины работать простым способом, который только что придумал. Приклад «калашникова» устанавливается над мембраной активированной мины на подпорке — палочке высотой в два дюйма. К подпорке будет привязана длинная веревка. Отойдя на достаточное расстояние, Амилькар просто дернет за веревку, подпорка вылетит, и приклад «калашникова» свалится прямо на взрыватель. Мина взорвется, равно как и пять остальных, положенных с ней рядом. В результате силы взрыва хватит, уверил он меня, чтобы разрушить значительный участок дамбы. Я сказала, что план хороший, очень удачная импровизация.
Передав ему последнюю мину, я вскарабкалась по насыпи обратно на дорогу. Я уселась на ее краю и стала дожидаться Амилькара, любуясь пейзажем. Утро было хорошее и ясное. На дальнем берегу болота группка пальм отражалась в свободном от водорослей участке воды. Я подумала, какое необыкновенное и приятное дерево пальма. И как ее повсеместное распространение в тропиках мешает нам оценить красоту каждого отдельного дерева: его стройный, изрезанный серый ствол, изысканный изгиб раскидистой кроны и то, что будь оно даже старое и кривое, его природное изящество всегда при нем…
В животе у меня заурчало, мне бешено захотелось курить. Из трубы я слышала усиленный эхом звон и скрежет металла о бетон: Амилькар устанавливал мины. Я подошла к краю дороги и стала смотреть, как он, согнувшись, вылезает из трубы, как, пятясь по склону, разматывает свою веревку. Он осторожно поднялся на шоссе, потом очень бережно натянул ее, расправив петли. Положил конец веревки на землю и прижал камнем. Снял очки и вытер вспотевшее лицо рукавом гимнастерки.