От сессии до сессии - Николай Иванович Хрипков

в невежестве? Это какой же удар по самолюбию, по профессиональной чести? Тут торопиться никак нельзя. Надо посоветоваться. Ох, Валера! и задал же ты делов!

Пошла к завучу.

— Евсюков говорите? От того можно всего ожидать, — проговорила завуч таким тоном, как будто речь шла о злостном хулигане. — И что он опять там утворил? гордость нашей школы? Это точно ошибки? Вы сами не ошибаетесь?

— Увы, Елена Владимировна! Проверила на несколько раз. Всё так и есть. Порой довольно грубые ошибки.

— Ситуация весьма щекотливая. Это хорошо, что вы не стали никуда писать и вообще поднимать шума. Мы маленькие люди. Нам ли замахиваться на таких мастодонтов? За учебниками стоят такие фигуры!

Елена Владимировна закатила глаза к потолку. Вера Сергеевна вздохнула. Не было печали…

— Пока не будем афишировать. Я поговорю с методистами из районо. Зачем нам эта головная боль?

Завметодкабинетом отнеслась к сообщению спокойно.

— Ну, что же! Дело житейское! А вы что же думали, что там на верху небожители сидят?

— Ну, — замялась завуч школы.

— Надо оформить, как следует, и отослать в министерство. Ошибки в учебнике, конечно, недопустимы. Ну, что вы! Какой шум? Никакого шума не будет, потому что он никому не нужен. Думаете, академики, доктора наук могут ошибаться? Это мы с вами можем ошибаться. Они же нет. Все спишут на стрелочника, как и везде и всегда. «По вине типографии в такое-то издание вкрались следующие ошибки, которые будут исправлены в следующем издании». Разумеется, никаких учеников. Оформим это проколом заседания методического объединения учителей математики района. Еще и похвалу заслужим за то, что не теряем бдительности и помогли, так сказать, во всесоюзном масштабе.

Валера, не вступив еще во взрослую жизнь, вошел в анналы истории, хотя имя его там и не значилось. Математика для Валеры не была главной. Он уже с класса пятого, наверно, твердо решил стать историком, в то время как мальчишки его возраста мечтали стать космонавтами, капитанами дальнего плавания и даже пожарными. История представлялась ему самой интересной сферой деятельности, перед которой другие науки меркли, ибо не могли доставить такого наслаждения как исторические открытия.

Во-первых, работа у историка такая же, как и у следователя. И тот, и другой имеют уравнение со многими неизвестными. Имеешь какой-то факт, должен найти свидетелей, отделить истину от лжи, установить мотивы каждого участника события, их роль в происшедшем. Во-вторых, историк имеет дело с живыми людьми, с их характерами, симпатиями, антипатиями, которые действуют зачастую вопреки всякой логике, подчиняясь страстям, эмоциям, совершают предательство, идут на самопожертвование.

В естественно-математических науках всегда действуют строгие законы и прямая — это самая короткая линия между двумя точками. Никто не смеет оспаривать аксиом. В истории есть какие-то общие закономерности, тенденции, причинно-следственные связи. но очень силен личностный фактор. Зачастую не то, что какая-то великая личность, правитель или государственный деятель, но и рядовой человек может повлиять на ход события, после чего история сделает невероятный зигзаг. Этой своей непредсказуемостью, многомерностью и интересна история, в которой законы логики нарушаются сплошь и рядом. И не только логики, но и здравого смысла.

В-третьих, что больше всего и привлекало критический ум Валеры, в истории, как нигде, больше всего темных пятен. Даже то, о чем написаны горы книг, вызывает сомнение. Появлялись новые факты и уже известные события выглядели иначе. Всё в истории неустойчиво и зыбко, как болотная зыбь, которая кажется твердым зеленым ковром, но ступил и провалился. Здесь постоянные заинтересованные участники и свидетели, которые стремились к тому, чтобы событие выглядело именно так, как им хотелось. И они пускались во все тяжкие, переписывая под себя исторический факт.

Ни одному источнику нельзя полностью доверять. Каждую строку в нем нужно подвергать сомнению.

Постоянно нужно искать новые свидетельства, которые бы подтверждали описанный факт или опровергали его, или вносили новые оттенки, и картинка становилась бы более многокрасочной.

Валера запоем читал исторические романы, научно-популярные книги, школьные и вузовские учебники. Серия «ЖЗЛ» была его любимой. Когда на уроке начинали изучать очередную тему, Валера уже успевал прочитать кучу книг об этом периоде или событии. И поэтому изложение в учебники или учителя представлялось ему крайне куцым. Порой это событие в его глазах выглядело не совсем так, как оно было изложено в учебнике. Краткость — не всегда сестра таланта, особенно, когда речь идет об эпохальных событиях.

Учителю истории только бы радоваться и молиться на такого ученика. Такие, как Валера, крайняя редкость.

Валера участвовал и побеждал на всех конкурсах, викторинах и олимпиадах по истории. Грамотами, вместо обоев, можно было заклеить целую стену в его комнате. Учителя его называли «наш Ключевский». Лучше было не спрашивать его на уроках, потому что ему и урока не хватило бы, чтобы рассказать по этой теме. Но Валера и не стремился к этому. Он понимал, что он не один в классе, что учебный процесс — это прежде всего коллективный процесс, что учитель может заочно выставить ему отличные оценки вперед за год, даже не спрашивая его. Выскочкой Валера не был.

В общем вел себя довольно скромно, но и в обиду никогда не давал. Как пишется в характеристиках, «среди одноклассников пользуется уважением». Он не кичился знаниями, никогда не перебивал учителя и не делал ему замечания, когда тот допускал ляпы и откровенные ошибки, от которых Валеру коробила, как дирижера, который в слаженном оркестре инструментов вдруг услышит фальшивую ноту. Валера морщился, вздыхал, опускал голову. Ему было неловко поглядеть в глаза учителю.

Не мог же он всё это держать в себе? Поэтому для учителя истории он всегда был головной болью, занозой, раздражителем, фактором, который опрокидывал привычную картину мира, не соглашался с тем, что уже стало шаблоном, чуть ли не священным местом, тем, что называют в математике аксиомой, а в философии абсолютной истиной.

Когда звенел звонок с урока, и Валера направлялся к учительскому столу, сердце учителя сжималось, ему хотелось быстрей всё схватить, затолкать и выскочить из класса еще до того, как приблизится Валера. Но ни разу не получалось такое. Валера подходил, поднимал голову и глядел ему в глаза. учитель обреченно косился в угол, боясь встретить взгляд ученика.

— Владимир Васильевич! — начинал Валера. Он скромно улыбался. И от этой улыбки Владимиру Васильевичу совсем становилось не по себе. — Вы рассказывали о татаро-монгольском нашествии на Русь, о том, что захватчики разрушили и сожгли все города, оставив после себя пепел и горы трупов, не считая, конечно, тех, кого угнали в рабство. Русская земля обезлюдела. И удивительно, как она вообще