Главная тайна горлана-главаря. Книга 4. Сошедший сам - Эдуард Филатьев

так, чтоб / резала / пресса,

чтоб в меня, / чтобы в окно

целил / враг / из обреза.

А кто / и сейчас / от земли и прозы

в облака / подымается, / рея —

пускай / растит / бумажные розы

в журнальных / оранжереях».

Маяковский как будто забыл, что в поэме «V Интернационал» он хвалился тем, что стал Людогусем, то есть «закрутил» свою шею так, что получил возможность наблюдать за происходящим с заоблачных высот. Мы предположили, что в этом образе было закамуфлированное признание поэта в том, что он стал работать в ГПУ.

Но «слепота» Маяковского, о которой написал Янгфельдт (в его «стремлении участвовать в построении нового и лучшего общества»), гепеушников вполне устраивала, и они вновь решили направить поэта за рубеж. На этот раз под видом корреспондента одной из центральных газет.

Сохранилось письмо в Главискусство, написанное 14 июня:

«Тов. Маяковский командируется ЦК ВЛКСМ и редакцией газеты "Комсомольская правда" в шестимесячную поездку по маршруту: Москва, Владивосток, Токио, Буэнос-Айрес, Нью-Йорк, Париж, Рим, Константинополь, Батум.

ЦК ВЛКСМ и “Комсомольская правда” просят дать тов. Маяковскому разрешение на вывоз необходимой для поездки и жизни за границей суммы в иностранной валюте.

Вопрос о поездке согласован с Агитпропом ЦК ВКП(б).

Секретарь ЦК ВЛКСМ МИЛЬЧАКОВ

Ответственный редактор “Комсомольской правды” КОСТРОВ».

Судя по маршруту предполагавшейся «кругосветки», Маяковский стремился вновь побывать в Соединённых Штатах, повидать Элли Джонс, а главное – дочь, которую ещё ни разу не видел.

Для такого грандиозного вояжа, прежде всего, требовалось немало валюты. И 25 июня Владимир Владимирович обратился за помощью к Алексею Ивановичу Свидерскому, тогдашнему руководителю Главискусства:

«В Главискусство

Тов. Свидерскому

Уважаемый товарищ!

Прошу Вас оказать содействие в деле моей командировки (кругосветное путешествие по маршруту: Москва— Владивосток – Токио – Буэнос-Айрес – Нью-Йорк – Рим – Париж— Константинополь – Одесса) для корреспонденций, для освещения в газете “Комсомольская правда” быта и жизни молодёжи и для продолжения серии моих работ о странах мира после революции и войны.

Прошу Главискусство:

1. Поддержать ходатайство перед Валютным управлением о выдаче мне разрешения на вывоз 6000 рублей в иностранной валюте из расчёта оплаты проездных билетов, 10 рублей суточных (6 месяцев) и 500 долларов для внесения залога при переезде границы САСШ…

5. Выдать мне необходимое в поездке командировочное удостоверение».

Главискусство обещало оказать помощь.

Но сначала Маяковский собрался съездить на три недели в Крым, где ему предстояли встречи с отдыхавшими на черноморских курортах советскими гражданами. Заметим, что курорты в ту пору простые люди не особенно посещали. На крымских пляжах поправляли своё здоровье, главным образом, те, кому зарплата позволяла ездить отдыхать к морю.

11 июля «Рабочая газета» напечатала стихотворение Маяковского «Готовься…», в котором поэт, вспомнив почившего барона Врангеля, вновь пугал читателей войной, которая, по его мнению, должна была вот-вот начаться:

«Думай, / товарищ, / о загранице —

штык у них / на Советы гранится…

Врангель / теперь / в компании ангельей.

Новых / накупит / Англия Врангелей».

17 июля в Москве открылся Шестой Всемирный конгресс Коминтерна, и Маяковский в «Рабочей газете» опубликовал стихотворение «Шестой», в котором опять знакомил читателей со зловещими планами коммунистов всего мира:

«Как будто / чудовищный кран

мир подымает уверенно —

по ступенькам / 50 стран

подымаются / на конгресс Коминтерна…

Велело / 50 стран:

“Шнур / динамитный / вызмей!

Подготовь / генеральный план

взрыва капитализма”».

О том, какое мнение относительно планов Коминтерна «взорвать капитализм» было у Осипа Брика мы, конечно же, не знаем. Но известен такой любопытнейший факт: в середине 1928 года Маяковский окончательно вышел из состава Нового Лефа, и последние пять номеров журнала «Новый Леф» были сделаны без его участия. Почему это произошло? У Маяковского явно случился какой-то серьёзный раздор с Осипом Максимовичем. Поразмышляем об этом.

В середине июля 1928 года Маяковский получил письмо из Харькова от Валерия Горожанина. В письме говорилось:

«Предлагаю вам приехать ко мне на несколько дней… В отпуск еду 1 августа. Ещё не знаю куда. Вы проедете раньше, дайте телеграмму…».

21 июля Маяковский такую телеграмму послал:

«Дорогой Валерий Михайлович. Выезжаю Севастополь двадцать третьего, семь двадцать. Если ваш отпуск совпадает, хорошо поездить вместе. Обеспечиваю боржоми, стихами, изысканной дружбой. Встречайте.

МАЯКОВСКИЙ»

.

В Харькове поэт и гепеушник встретились. Дальше поехали вместе.

По пути (25 июля) Маяковский написал и отослал письмо председателю правления Всеукраинского фотокиноуправления (ВУФКУ) Ивану Онисимовичу Воробьёву:

«Уважаемый товарищ!

В апреле мной было получено извещение ВУФКУ о “запрещении” реперткомом моих сценариев “История одного нагана” и “Долой жир” и в связи с этим предложение о возврате 2000 аванса.

Трёхмесячная болезнь и лёжка не позволили мне немедленно обратиться к вам…

Думаю, что у каждого непредубеждённого человека вызовет удивление запрещение по идеологическим соображениям (очевидно) сценария писателя, литератора, ведущего одиннадцать лет большую литературно-публицистическую работу без единого вымаранного нашими органами слова…

Если мы не сумеем сговориться о сданных сценариях, я, конечно, возвращу авансы (за вычетом, в согласии с союзным тарифом, следуемого за безусловно проделанную работу), но предпочёл возвратить их работой – сценарием по заданию ВУФКУ.