Ставок больше нет - Кирилл Казанцев

У следующего владельца мясоторговля, что называется, "не пошла", и он, в преддверии полного и окончательного разорения, продал это здание местному уроженцу, работавшему под "крышей" чеченцев.

Как это частенько бывает, "патронируемый" задолжал своей "крыше" за услуги охраны и обороны, и, когда уважаемому земляку, Асланбеку Мурадову, приехавшему в Сибирь, чтобы заняться бизнесом, понадобилось такое помещение, его просто отобрали в счет "долга".

Такой огромный холодильник новому хозяину был без надобности. Но разрушать его не стали – людьми из группировки Салмана, плотно обосновавшимися в кафе земляка, он использовался в качестве зиндана. Что на родине, что на чужбине чеченские бандиты пользуются одними и теми же обкатанными, проверенными временем методами психологического подавления своих жертв.

Короче говоря, нет ничего удивительного в том, что во время взрыва, превратившего здание кафе "Ведено" в дымящиеся руины, Андрей Булавин оказался фактически в самом безопасном месте. Его, конечно, тряхнуло, и тряхнуло изрядно, но всего лишь добавило пару синяков к тем, что были получены ранее. А стены и потолок холодильника выдержали мощнейший удар, сохранив его жизнь.

Разумеется, Андрей испугался. Ведь больше всего страшит именно неизвестность, а тут вдруг страшный грохот, мощнейший удар и... тишина... Что произошло за этими стенами и какие последствия это происшествие может иметь лично для него, любимого, он не знал... И узнать не пытался. Слишком свежи были воспоминания о твердых кулаках и башмаках Салмана.

Вот и сидел Андрей тихонько, в полной темноте, зябко кутаясь в какое-то вонючее рванье, брошенное ему пленителями "из жалости".

Сколько он так сидел?.. А кто ж его знает! Сам Андрей, обдумывая далеко не радужные перспективы на будущее, давно уже утратил счет времени. Да и вообще, в абсолютной темноте время идет по-другому. Булавину казалось, что он провел в заточении уже годы.

Неожиданно с той стороны, где должна была находиться дверь, послышался тихий невнятный шорох. "Крысы?.." – подумал Андрей. Крыс он не боялся... Но и особой любви к ним не питал. А тут еще, как назло, вспомнился прочитанный когда-то роман Оруэлла.

Шорох повторился. Потом еще раз. "Это не крысы", – понял пленник. Звуки явно шли с той стороны. Кто-то возился с дверью. Сразу же пришли на память слова Резаного: "Попозже съездим, посмотрим..." Это – о квартире. Единственном достоянии Андрея, доставшемся ему после смерти матери. Значит, пришло время расстаться с жилищем. А потом...

О том, что будет после того, как у него отнимут все, Андрей даже подумать боялся.

Неожиданно дверь холодильника широко распахнулась. В прямоугольнике дверного проема, от которого сразу же потянуло теплом и почему-то гарью, возникла неестественно огромная фигура человека, по глазам пленника резанул ослепительно острый луч фонаря. Непроизвольно Андрей прикрыл глаза ладонью. Но только одной ладони не хватило для того, чтобы прикрыть все ссадины и синяки на разбитом, опухшем лице...

– Гляди, здесь человек! – раздался удивленный громкий голос. И, что самое главное, родной, русский говорок, без малейших намеков на акцент жителей гор! Неужели?! Андрей боялся поверить в собственное счастье.

– Так это, наверное, заложник! – откликнулся кто-то из-за спины стоящего на пороге. – Вон как избили, суки!

И, обращаясь уже непосредственно к Булавину:

– Ты же у них в заложниках был? – И после короткой паузы, не дожидаясь ответа на первый вопрос: – Ты – Мацкевич?

– Да, да! – торопливо ответил Андрей. Больше всего он сейчас боялся, что эти двэе, не услышав его ответа, просто запрут дверь и уйдут, оставив его здесь, в леденящей темноте холодильника. Поэтому он даже не прислушивался к вопросам. Сейчас, в эту минуту, он был согласен на все.

Василий хотел спать. Лечь на что-нибудь мягкое, вытянуться во весь рост, расслабить мышцы, которые он уже не ощущал как живые. И спать. Погрузиться с головой в объятия Морфея.

Почему-то даже в Чечне, по двое, а то и по трое суток подряд не выходя из боев, он не выматывался так, как за эти двое суток. То ли просто моложе был, то ли война и постоянная опасность полностью мобилизуют все скрытые резервы организма. Впрочем, сейчас он об этих странностях не задумывался – просто хотел спать. А лечь и уснуть не получалось – Аню "пробило" на разговоры.

После того как прошел легкий шок, вызванный очередным звонком похитителей, – а прошел он, как непроизвольно отметил про себя Скопцов, очень быстро, – Аня подобралась к креслу, в которое он вернулся:

– Вася, нам надо поговорить...

"И почему вот так всегда?.. – думал Скопцов, обреченно глядя на милое личико с появившейся недавно складочкой между бровями. – Почему женщины стремятся затевать какие-то беседы в самые неподходящие для этого моменты?.. И вообще, откуда взялось это многозначительное "нам"?"

Правда, вслух ничего спрашивать не стал – слаб, как и всякий человек. Не хотел умышленно или невольно обидеть красивую женщину. Поэтому разрешил:

– Говори...

Ответ получился, конечно, несколько хамоватым, но Аня не обратила на это ни малейшего внимания. Ее сейчас полностью поглотили совершенно другие мысли...

– Для начала скажи – ты уверен, что т е бумаги в целости и сохранности?.. – Женщина требовательно смотрела на Василия.

– Уверен, – ответил он.

– Прекрасно! – Аня легко и изящно соскочила с подлокотника и заходила по ковру, лежащему перед креслом. При этом похрустывала суставами сцепленных перед грудью пальцев, а глаза возбужденно горели.

– Знаешь, я не желаю Мацкевичу зла, – начала она. – И я очень рада, что т ы ошибся. Он жив, и я сделаю все, чтобы вытащить его из этой передряги.

Аня покосилась в сторону Скопцова и вернулась на подлокотник. Каким-то особенным, мягким, вкрадчивым движением положила ладонь на затылок Василия, чуть погладила, ероша ежик волос...

– Но только наш с ним брак. – Она на мгновение задумалась. – Понимаешь, он уже давно сам себя изжил. И мы были вместе больше по инерции. Когда-то... Да, когда-то я была от него без ума! Но за эти прожитые вместе годы ничего, кроме отвращения к нему, у меня уже не осталось...

Василий молча слушал. Интересно, а она понимает, что сейчас противоречит себе же самой? Или это и есть один из образцов знаменитой женской логики и последовательности? Ведь совсем недавно она сама призналась в том, что намного больше самого Мацкевича ей всегда нравились его деньги. Так в чем же здесь дело? Для чего вообще затеян весь этот разговор?

– Вася, а ты хотел бы стать богатым человеком? – неожиданно спросила Анна. И тут же уточнила, что именно она подразумевает под понятием "богатство": – Жить в большом и красивом, приличном доме... Ездить на "мерсе"... Отдыхать на Канарах или Багамах...

"Господи! – чуть не взвыл Скопцов в голос. – Ну что за убожество! Дом, "мерс", Канары... И златая цепь во все пузо, поверх пиджака от Версаче! Стандарт новорусского идиота! "Чтобы братва поняла..." Тьфу!.."