На исходе ночи - Алексей Калугин

Пить расхотелось, стоило ей только подумать о том, откуда Ири берет воду. Не исключено, что из той самой сточной канавы перед домом.

– Тогда, может быть, дом посмотришь?

Ше-Рамшо взял свечу и сделал шаг в сторону белой двери. Он даже руку протянул, едва не коснувшись пальцами металлической дверной ручки с пятнами белой краски.

– Нет!

Мейт сделалось не по себе, едва только она представила, что ждет ее за дверью. Что там было, она знала со слов Ири, который с воодушевлением рассказывал ей об этом уже не единожды. Что удивительно, рассказы Ше-Рамшо вовсе не казались Мейт жуткими. Но сейчас, когда она видела дверь, вымазанную белой масляной краской – должно быть, краска была слишком густой, потому и легла неровно, – покрытую сеткой мелких трещин, ей становилось не по себе при одной только мысли о том, что ее нужно открыть. Да, когда-нибудь это непременно придется сделать. Но только не сейчас. Сейчас в этом не было никакой необходимости.

Ше-Рамшо посмотрел на девушку удивленно. Свое «нет» она выкрикнула слишком быстро и громко. Она как будто испугалась чего-то. С чего бы вдруг?

– Там еще одна комната, небольшая, – сказал Ири, указав на дверь рукой. – За ней – кухня. А в кухне – тот самый погреб.

– Да, я знаю. – Мейт поспешно схватила Ше-Рамшо за руку и потянула его к столу. – Ты мне уже рассказывал.

– Но я хотел показать. – Ири вконец растерялся. Он не понимал, что хочет, чего ждет от него Мейт. Они ведь и приехали сюда именно за тем, чтобы осмотреть погреб. – Я все сделал как надо. Все подготовил… Поставил новый засов…

– Да, конечно. – Потянув Ири за руку, Мейт заставила его сесть на табурет. – Конечно, ты сделал все как надо. – Девушка улыбнулась и коснулась кончиками пальцев щеки Ше-Рамшо. – Я ни чуточки не сомневаюсь. Ты ведь всегда делаешь все как надо.

Ше-Рамшо удивленно приоткрыл рот.

Затем плотно сжал губы и хмыкнул, дабы показать, что в своих способностях он лично нисколько не сомневается.

– На кухне запас консервированной пищи. – Слова, произнесенные Ири, прозвучали не без гордости. – При бережном расходовании хватит на десять-двенадцать малых циклов. Маловато, конечно, надо будет еще подвезти. Так ведь машину все равно брать напрокат придется, вот заодно уж одним рейсом все и привезем.

– Привезем, непременно привезем, – тут же согласилась с ним девушка.

– Ну… – с озадаченным видом, не зная, что еще сказать, Ше-Рамшо почесал затылок. – Осталась еще кое-какая мелочовка. – Он посмотрел на девушку, присевшую рядом с ним на корточки. – Я все же хочу, чтобы ты сама посмотрела.

– Посмотрю, – уверенно пообещала Мейт. – Обязательно посмотрю. Только не сейчас. Ладно?

Ири прикусил губу.

– Я вот все думаю, бросить в погреб матрас – у меня есть три штуки соломенных, – или же пусть на полу спит?

Девушку вопрос тоже как будто озадачил. Она встала, прошлась по комнате, в задумчивости постучала пальцами по столу. Что такое погреб, Мейт знала только умозрительно. В ее представлении погреб был темной сырой ямой с земляным полом, по которому бегают омерзительного вида бесцветные тысяченожки, а по стенам ползают похожие на плевки слизни – огромные, каждый с большой палец величиной. Сейчас она уже не хотела заглядывать в погреб, не потому, что эта дыра в земле внушала ей страх, – Мейт боялась, что истинная картина окажется куда более скучной, чем та, которую она мысленно нарисовала. Она же ждала встречи с подлинным кошмаром, способным вывернуть душу и разорвать ее в клочья, чтобы не осталось больше ничего – ни боли, ни надежды, ни памяти.

– Матрас не нужен, – сказала она и, наклонившись, задула свечку, что все еще держал в руке Ири. – Пусть тьма сожрет его.

Боль была первым, что почувствовал Ше-Киуно, придя в себя. Такая боль, что Ани не решался открыть глаза. Казалось, подними веки, и глазные яблоки начнут вылезать из орбит подобно желеобразной субстанции, льющейся из пустых глазниц уродливых праздничных масок, что вывешивают за окнами в веселый Малый Цикл Всей Нечисти. Вывешивали – до тех пор, пока Патернат культа Ше-Шеола не запретил праздник, приравняв его к языческим обрядам. У Ше-Киуно осталась одна такая маска. Он держал ее в шкафу и доставал только раз в Большой Цикл, как и предписывалось традицией. Ани доставал маску и вешал ее, правда, не за окно, а на стену в комнате. Так что никто, кроме самого Ше-Киуно, сей маски не видел и даже не подозревал о ее существовании, потому что гостей в Малый Цикл Всей Нечисти Ани не приглашал. Да, собственно, у него вообще не бывало гостей. Если кто и звонил в его дверь, так разве что только ка-митары, которых он еще не успел отвадить. Хозяин квартиры раз в средний цикл заглядывал, чтобы деньги за аренду получить. Изредка кто-нибудь из государственных исполнителей наведывался: то опрос какой, то какое-то воззвание подписать требовалось, то сбор средств на поднятие благосостояния неизвестно кого и непонятно, с какой целью, то информация о выборах – одним словом, дребедень всякая.

Поэтому для Ше-Киуно стало полной неожиданностью, когда, услышав звонок, он открыл дверь и увидел на пороге статную рыжеволосую девицу и сопровождавшего ее невысокого мужичонку – ту самую парочку, в компании которой сидел как-то Ани в молодежном баре, что возле Государственной студии искусств. Не так давно это было – тринадцать, может быть, четырнадцать малых циклов прошло с той поры, как, выйдя из бара, Ше-Киуно увидел падающих с неба дриз. Хоп-Стах знает, что думали, глядя на этот небывалый дождь, другие, а Ше-Киуно сразу понял: пришел конец, однако. Да, это было так, и Ани Ше-Киуно ничуть о том не жалел. Он не знал, когда это случится и что именно с ним произойдет, но он был уверен, что конец неизбежен. Хотя с чего вдруг пришла ему в голову такая мысль? Все как будто совсем не так уж у него плохо. А во многом даже лучше, чем у других. Ани Ше-Киуно имел все шансы дожить до рассвета, но почему-то был уверен в том, что ему это уже не суждено. Вот так. Тоска в душе и серая пелена перед глазами. Хоть ложись да помирай. Но, обнаружив в положенный малый цикл на обычном месте ампулу ун-акса, Ше-Киуно сделал очередную инъекцию. Ани согласен был умереть, но не хотел лопнуть, как распухший варк. Он не боялся смерти, но хотел сохранить человеческий облик. До самого конца. Жутко было даже представить себя в виде беспомощного, ничего не соображающего, медленно разлагающегося живого трупа.

Мужичок, стоявший на пороге квартиры – Ири, так, кажется, его звали, – улыбнулся.

– Здравствуй, уважаемый!

Вид девушки был мрачен, она даже не попыталась изобразить улыбку, стояла позади своего спутника и смотрела на Ше-Киуно исподлобья. Как будто предупредить хотела о чем-то.

Нет, о том, что рыжеволосая, возможно, хотела его предупредить, Ше-Киуно подумал только сейчас, пытаясь как-то совладать с головной болью и разобраться в том, что произошло.

Болела не только голова, но и все тело. Как будто он малый цикл просидел, скорчившись, в мусорном бачке. Конечно, уместиться в мусорном бачке для Ше-Киуно было бы проблематично. Но если бы кому-то все же удалось затолкнуть его туда, то чувствовал бы себя Ани после этого в точности так же, как сейчас. Ше-Киуно лежал на боку, правая рука завернута назад, за спину, левая прижата к груди. Положение было крайне неудобное, и, сделав усилие, Ани перевернулся на живот. Подбородок уперся во что-то холодное и сырое. В нос ударил запах сырости и прели. О, Нункус, куда же он попал? Ше-Киуно осторожно коснулся ладонью того, на чем лежал. Материал плотный, но податливый. Холодный. Ани поскреб пальцем. Ма-ше тахонас! Это же земля! Ше-Киуно рывком перевернулся на спину и замахал над собой руками. Пальцы хватали только воздух. Слава Ку-Тидоку, он не был похоронен заживо. Лежа на спине, Ше-Киуно раскинул руки в стороны. Правая рука свободно упала на землю, левая на излете уперлась в обшитую досками стену. Даже на ощупь доски казались старыми, гнилыми, зазоры между ними такие, что палец можно просунуть. Ани так и сделал. Палец уперся в земляную стену. Так, что теперь? Ше-Киуно ощупал себя – похоже, на нем была та же одежда, в которой он встречал незваных гостей.