Власть мертвых - Ольга Погодина-Кузьмина

Голос Лехи стал высоким и резким:

– Я уже все понял, углубляться необязательно! Считай, просто получил единицы опыта. Пусть я почти на нуле, я даже никого не проклинаю. Остается пожалеть тебя.

– Вероятно, так, – не стал отрицать Георгий.

– Просто раньше мне казалось, что ты во многом, и манерами, и стилем жизни, и суждениями, похож на одного героя, третьего апостола Ноя. Хотя ты сохранил свою человеческую личность, но используешь возможности темной материи, которая дает сверхъестественную силу и выносливость. В тебе тоже уживаются две противоположных сущности… Но потом я понял, что ты больше похож на Киру из «Тетради Смерти». Ты превратил себя в бога, держащего в руках судьбы мира, овладел оружием отрицания и научился создавать вокруг людей идеальный вакуум, в котором невозможно ни дышать, ни двигаться. Но ты не можешь противостоять самому себе.

Георгий подумал, что эта сумбурная речь до странности точно описывает его характер.

– Это из какой-то компьютерной игры?

– Не важно! Я очень тобой проникся. Я знаю, ты можешь вынуть сердце человека, не оставив ни единого следа на коже. Но не думай, у меня защита от деморализации.

– Надеюсь, от демобилизации тоже… Уверен, у тебя все будет хорошо. Ты милый и забавный. Береги себя, – подбодрил его Георгий.

– Ты это говоришь графу Сиэлю Фантомхайву, текущему главе дворянского рода Фантомхайв? Я хорошо осознаю разницу между любовью и боязнью одиночества. А главное, я могу сдерживать свое либидо в отличие от тебя.

В спальне Марьяна уже лежала плоским бугорком под одеялом. Георгий устроился на своей половине кровати, стараясь не потревожить ее. Болтовня Лехи, схожая с предсказаниями какого-нибудь дельфийского оракула, неожиданно подняла ему настроение.

– Ты бы хотел, чтобы у нас был ребенок? – произнесла вдруг жена, не поднимая головы. – Ты когда-то спрашивал меня.

Он невольно поморщился.

– Я не готов сейчас это обсуждать.

Она с явным усилием продолжала:

– Мне трудно спрашивать, я ведь женщина… Ты совсем меня не любишь?

– Ты хочешь, чтобы мы все прояснили прямо сейчас, или отложим до моего возвращения?

– Прямо сейчас, – потребовала она.

– Хорошо. Я не могу тебя любить так, как хочешь этого ты.

Она надолго замолчала. Потом села на постели.

– Значит, все закончилось?

– Прости.

Он почувствовал ее боль. Протянул руку в темноте, чтобы найти ее руку, но она уже вставала с кровати.

– Не надо. Все хорошо. Тебе осталось спать три часа.

– А ты?

– Со мной все в порядке.

Дверь за ней закрылась, и Георгий Максимович почувствовал на душе усталость и облегчение, какие должен испытывать герой по окончании подвига – после победы над драконом, утверждения справедливости и гармонии мира или успешной кражи золотого руна.

В первый раз за все это время во сне он увидел мать. В белом платье, с короткой стрижкой, еще молодая, какой была, когда ему исполнилось лет пятнадцать, она стояла над ним почему-то со свечой в руках. Будила, словно нужно было собираться в школу.

– Вставай, вставай. Тебе пора.

Было лето, дача в Петергофе, он шел по дороге, а она стояла возле колодца, махала вслед рукой. Отец сидел на веранде и читал газету, и цветущий покой висел над ними, и Георгий был рад, что они снова вместе, снова счастливы, и счастье их уже навсегда.

Кофе, который утром сварила ему Марьяна, был слишком крепким и горьким, на дне чашки плавал волос. Она, видимо, не спала всю ночь и казалась больной. Но Георгий не мог и больше не хотел говорить слова сочувствия, умножая бессмысленную ложь. Он жалел ее, но уже ничем не мог помочь ее горю.

Вещей он брал немного, только небольшую сумку. Попрощался с женой из коридора, и она даже не вышла к нему, только крикнула что-то невнятное. Он сел в такси.

Привокзальная площадь была огорожена, уже работала дорожная техника, и машина плотно застряла в пробке. Георгий попросил таксиста высадить его у светофора; мимо торговых палаток, закусочных и блинных направился к боковому входу.

За палатками тянулось строительное ограждение из профлиста, и возле него, в темном углу, он боковым зрением заметил мужчину примерно одного с ним возраста, в сером костюме, в отглаженной рубашке, в брюках со стрелками. Тот, наклонившись, о чем-то спрашивал подростка лет четырнадцати. Мальчишка в грязной куртке, не по размеру большой, угрюмо кивал.

Георгий прошел мимо, но, сам не зная зачем, остановился у киоска с газетами, закурил. И увидел двух других беспризорников, младшему из которых было на вид не больше десяти-одиннадцати лет. Худенький, с тощей шеей, он шагал, опустив голову и ссутулив плечи, словно нес неподъемный груз. Отглаженный мужчина сразу взял его за плечо, развернул к себе, заглянул в лицо. «Что мне здесь нужно?» – подумал Георгий, бросая сигарету под ноги.

Почему-то сейчас ему вспомнилась драка, в которой он поучаствовал еще в студенческие годы. Несколько человек с железными трубами, он вдвоем с однокурсником. Потом, в больнице, где ему зашивали удачно рассеченную бровь, он с удивлением понимал, что каким-то чудом боевая стратегия, предложенная товарищем, принесла им победу. Делом минуты было определить вожака, кинуться на него, сбить с ног, пинать, не размышляя и не жалея, вселяя в сердца его подручных ужас и растерянность.

Георгий уже толкнул дверь вокзала, но какая-то непреодолимая сила заставила его повернуть обратно. Он чувствовал, что, если не сделает того, что почему-то должен сделать, уж никогда не сможет выбраться из лабиринта больших и малых предательств, чужих и собственных, которыми был размечен весь его путь. Отглаженный мужчина вел беспризорника к автомобильной стоянке. Георгий окликнул их, задав бессмысленный вопрос:

– Что здесь происходит?

Вцепившись в плечо мальчишки, мужчина оскалился, словно собака, у которой пытаются отнять миску с едой.

– Что надо?

Его глаза даже в сумерках голубели выцветшим ситцем, и лицо казалось смутно знакомым, хотя Георгий был уверен, что видит его впервые. Странным образом, незнакомец тоже как будто узнал его. Мальчишка вывернулся, как ловкий зверек, метнулся в сторону, побежал.

Георгий шагнул вперед, испытывая необычное чувство. Одним невероятно широким взглядом он охватывал все небо, облака, золотистый рассвет, видел полосы пешеходного перехода и угол дома напротив, припаркованные машины и женщину с коляской, спешащую к вокзалу; он видел тяжелые бронзовые двери, лица таксистов и дорожных рабочих, тень памятника на площади, табло расписания поездов и отражение фонаря в луже. Мир захлестывал поток несказанного света, и Георгий вдруг ощутил, что эта секунда отпечатывается в его сознании куда отчетливее, чем самые яркие впечатления. Этому не было никаких причин, кроме той, что этот миг был для него последним.