Власть мертвых - Ольга Погодина-Кузьмина

– Лариса была моим самым близким человеком за последние два года. – Максим обернулся и с нервным вызовом уставился в лицо Георгия. – Мы были… Я был ее любовником.

– Наверное, сейчас это уже не так важно, – проговорил Георгий Максимович, не ожидавший ни этого признания, ни того, что сын может испытывать такую искреннюю боль.

– Для меня важно. Наверное, это звучит дико фальшиво… Ты сам не арбитр нравственности, не надо так на меня смотреть. Я, видимо, просто унаследовал патологические влечения.

– Нет никакой патологии в том, чтобы любить.

Сын поморщился.

– Звучит довольно слащаво.

– Ты знаешь, что Владимир Львович очень болен? – спросил Георгий.

На этот раз удивился Максим.

– Кто тебе сказал?

– Он сам, полчаса назад. Извини, если сочтешь, что я вмешиваюсь в твои дела, но я считаю, что тебе нужно серьезно это обдумать. Видимо, нам предстоит наблюдать крушение колосса на глиняных ногах. И мне бы очень не хотелось, чтобы ты пострадал от его обломков.

Максим крепко задумался.

– Ты хочешь сказать, что с ними произойдет то же, что с нашей семьей? Все разделят и растащат? Нет, я этого не допущу.

– Боюсь, ты ничего не сможешь сделать. Даже хуже, это может быть опасно.

Сын повернулся спиной к окну, облокотившись о подоконник.

– А если я попрошу тебя помочь?

Георгий Максимович пожал плечами.

– Конечно, я поддержу тебя по мере сил… Но, боюсь, ты не очень хорошо понимаешь суть вопроса. Мы живем в эпоху антропологического конфликта между теми, у кого есть хоть какие-то представления о порядочности, и теми, кто от них избавлен. Пещерный человек истребил неандертальца, не исключено, что люди рационального склада вскоре полностью вытеснят идеалистов.

– Это ты-то идеалист? – Впервые за все это время сын улыбнулся.

– Еще какой! – возразил Георгий. – Только сейчас действительно это осознаю.

Столь неожиданное для самого себя признание и весь разговор с сыном Георгий вспоминал в самолете и в такси по дороге домой. Марьяна отказалась участвовать в траурной церемонии, сославшись на то, что почти не знала погибших. Она не захотела ехать в Москву и по телефону довольно резко отозвалась о новой семье Максима, который, впрочем, едва заметил ее отсутствие. Искушение поехать из аэропорта к себе на Мытнинскую было велико, но Георгий поборол малодушие. Он понимал, что должен увидеться и, вероятно, объясниться с женой, которой наверняка уже донесли о его поездке на Сицилию. Очевидно, спасать неудавшийся брак дальше было бессмысленно, и в ближайшее время им предстояло обсудить расставание и развод. Он не собирался снимать с себя ответственности за происходящее и поэтому, несмотря на усталость, был готов выслушать и принять обвинения.

Оправдываться он не собирался и даже усмехнулся про себя, представив на секунду, как признается жене, что постоянно и мучительно думает об Игоре. Все, что было на Сицилии, сейчас представлялось почти невозможным, невероятно щедрым подарком судьбы. Он еще жил ощущением близости, захватившей его с обжигающей силой. Игорь был полон магическим светом, им хотелось наслаждаться бесконечно, вдыхая, осязая, пробуя на вкус.

И чем дольше Георгий думал о нем, тем отчетливее понимал, что не должен подвергать мальчика опасности, которой было чревато возвращение в Россию; по крайней мере, до того, как все вопросы будут улажены. Невозможно было и отказаться от необходимости быть рядом. Приемлемый выход из положения нашел, как ни странно, Марков, которого, очевидно, посвятил в подробности дела Владлен. Саша предложил Финляндию, для начала собственную недавно купленную дачу в Иматре, где в относительной безопасности и близости к Петербургу Игорь мог оставаться до тех пор, пока не будут сняты все вопросы по уголовному делу.

Решено было выполнить задуманное, не откладывая в долгий ящик. Эрнест вылетел на Сицилию, чтобы получить дополнительную информацию по активам Коваля и заодно посадить Игоря на самолет, а Георгий собирался выехать в Хельсинки уже рано утром, скоростным экспрессом.

Вопреки ожиданию, Марьяна встретила его спокойно, почти доброжелательно. Вместе они поужинали; он рассказывал о московских делах, о Максиме и его будущей роли в семейной корпорации, сохранение которой в сегодняшнем виде представлялось весьма проблематичным.

Марьяна отвечала односложно, исподтишка разглядывая его, но он был благодарен ей за эту сдержанность. Ему даже пришло в голову, что жена еще ничего не знает и, следовательно, серьезный разговор можно до времени отложить.

Когда он принимал душ, Марьяна зашла в ванную взять свой халат, и Георгий испытал секундное замешательство. Как раз в эту минуту, подставив голову и плечи теплым струям, закрыв глаза, он пытался всей памятью тела вернуться в объятия Игоря. Но чувство вины отступило, как только за ней закрылась дверь. Мальчик снова захватил все его мысли, и он не сразу почувствовал боль, когда в большой палец его ноги, поставленной на банный коврик, вонзилось что-то острое. Чертыхнувшись, он осмотрел ногу и вынул кусок стекла. Еще два или три блестящих осколка притаились в розовом махровом ворсе.

Обернув бедра полотенцем, Георгий прошлепал из ванной в кухню, оставляя на кафеле кровавые следы. Нашел в аптечке перекись водорода и пластырь.

Марьяна в халате, с чашкой в руках, шла за ним, разглядывая отпечатки его босой ступни.

– Откуда в ванной стекло?

– Наверное, домработница что-то разбила, – проговорила она невозмутимо. – Я сейчас вытру кровь.

Палец болел, приходилось наступать на внешнюю сторону стопы, и Георгий подумал, что теперь тоже пару дней будет хромать, словно отмеченный знаком Коваля.

Перед сном нужно было еще сделать несколько звонков – Маркову, Эрнесту, Игорю.

Мальчик уже собрал вещи и заказал на завтра такси в аэропорт. Они обсуждали детали поездки, какие-то незначительные мелочи, но его хрипловатый голос заставлял думать о других, вовсе не практических вещах, и Георгий почти наяву представлял, как медленно плывет под отяжелевшими веками его взгляд, как он втягивает воздух сквозь стиснутые зубы.

После этого разговора вышел на балкон с сигаретой и, наблюдая за почти беспрерывным потоком машин, поворачивающих с Конногвардейского на Храповицкий мост, подумал, что должен наконец позвонить и Лехе.

Парнишка разразился радостным воплем, не сразу вспомнив, что его сердце, как он писал в электронных месседжах, истекает кровью.

– Ты приехал?! А я в такси сажусь, могу прямо сейчас к тебе!

– А куда собирался?

– В один новый клуб, но это уже неактуально. Тут такая подборка людей, что они отбили у меня всякое желание продолжать знакомство.

– Что делать, такие люди всегда в большинстве. Но я не могу тебя пригласить. И сам больше не приеду.