Солдаты Александра. Дорога сражений - Стивен Прессфилд

По крайней мере, так это можно будет подать.

Но чей же выигрыш будет большим?

После свадьбы Александр уйдет из Афганистана и уведет свою армию. Оксиатр останется, чтобы, используя свое влияние, поддерживать в неспокойной провинции мир. Местным вождям и царькам обещаются льготы с сохранением за ними всех прежних владений и привилегий. Жаловаться вроде бы не на что никому.

— Нам следует уразуметь простую истину, — втолковывает как-то вечером Филипп мне, а заодно Флагу, Стефану и еще кое-кому из наших ребят, — что в ненормальных войнах нет и нормальных побед. Здешние жители, и мужчины, и женщины, будут сражаться до последнего вздоха, лишь бы не дать нам взять верх над собой. Уничтожать их всех поголовно и долго, и хлопотно, и не стоит затрат, а идти дальше, оставив за спинами тьму недобитых врагов, невозможно. Однако нельзя не признать, что туземцы тоже вымотаны до крайности. При таких обстоятельствах мир нужен всем, но такой, чтобы каждая сторона могла трактовать его в выгодном для себя смысле. Местные варвары, разумеется, ни за что не признают себя покоренными и будут похваляться, что союз заключен под давлением их несомненного превосходства.

Ну и пусть похваляются. Во всяком случае, подкупив здешних разбойников, с одной стороны, и отрезав их от более-менее суверенных сообщников — с другой, а также оставив в ключевых пунктах Афганистана сильные гарнизоны, мы стабилизируем ситуацию настолько, что сможем двинуться в Индию, не страшась за уязвимость своих тылов. Это лучшее, чего сейчас можно добиться. И этого нам достаточно.

Заканчивает свою речь Филипп так:

— Все сводится к вопросу: какой выход из положения хотя бы минимально приемлем? Вероятно, такой, с каким есть шанс смириться, не уронив собственного достоинства хотя бы в своих же глазах. Как бы там ни было, то, к чему мы приходим, куда предпочтительнее поголовного истребления всех обитателей этой страны.

Итак, на носу долгожданный мир. Македонские войска с облегчением собирают манатки. Все бы хорошо, но у меня есть проблема.

Шинар отказывается выходить за меня замуж.

В честь своего бракосочетания с Роксаной, которое намечено провести в Бактре, во дворце Хорина, наш царь приготовил щедрые дары для тех воинов, что, последовав его примеру, возьмут себе азиатских жен. Эти счастливцы произнесут слова брачного обета одновременно с царственной парой.

Но нас с Шинар среди них не будет.

Это все та же старая песня. Имя ей — ашаара.

— И не проси. Если я что-то для тебя значу, даже не заикайся!

Можно ли вообще понять женщину? Ведь она носит во чреве мое дитя!

— А что ты тогда сделаешь? Уйдешь?

А ведь уйдет. Судя по отчаянию в темных глазах, с нее станется.

— Так ты не отступишься? Так и будешь терзать меня?

— Да! Ты должна объяснить мне все, чтобы я понял. Раз и навсегда.

Она садится, сгорбившись, словно под тяжкой ношей.

— Ты не дашь мне воды?

Я даю ей воды — холодной, с дольками абрикоса, как она любит.

— Ашаара, Матфей, это не просто обычай, это основа всей нашей жизни. Позволив тебе, чужаку и завоевателю, опекать меня, я навлекла позор и гнев наших богов не только на себя, но и на весь свой род. Я стала бенг, бесприютной изгнанницей, и уже никогда не вернусь в лоно семьи.

Меня это возмущает.

— Какая же ты бесприютная, если у тебя есть я? Твой Бог не властен надо мной, а когда брачная клятва соединит нас, Он не будет властен и над тобой.

Она мрачно улыбается.

— Бог… да, может быть. Но не другие.

Она имеет в виду свою родню. Своего брата.

Моя возлюбленная — истинная дочь Афганистана, дитя пустынь, где ей выпало возрастать. Пытаться понять ее — все равно что пытаться вобрать в себя весь этот край с его охристыми горами и небом в клочьях гонимых бурями облаков.

Единственный, кто хоть как-то может влиять на нее, — это мой брат. По заключении мирного соглашения отряд Филиппа первым направляется в Бактру для деликатной подготовки тамошних жителей к грандиозному свадебному обряду. Перед отъездом брат заходит к нам в гости с блюдом багии (бараньих колбасок, зажаренных с чечевицей) и кувшином сливового вина.

Живот у Шинар уже сделался тугим, что твой барабан, постучишь пальцем — звук как у арбуза. Филипп от всего этого просто в восторге. Как дядюшке будущего младенца ему многое дозволяется, например прикладывать к животу ухо. Когда малыш начинает толкаться, и брат, и Шинар заливаются счастливым смехом.

Потом Филипп напускает на себя строгий вид. Он хочет поговорить, в этом доме назрела проблема. И Шинар не отмахивается от него, как отмахнулась бы от меня, а чинно садится и делается серьезной.

Первым делом Филипп заявляет, что Шинар просто обязана выйти за меня замуж. Если уж не из желания как-то упрочить свое положение, то ради блага еще не рожденного малыша.

— Пойми, Шинар, теперь ты в ответе не только за себя, но и за того, кому даешь жизнь. Сама понимаешь, в одиночку тебе в этой стране ребенка не вырастить, а ни один афганский мужчина никогда не возьмет в дом жену с македонским отродьем. Здесь у мальца нет будущего, зато Македония предоставит ему все права. Там твоему сыну — или дочурке, если ты вдруг разродишься девчушкой, — ничего не придется стыдиться. Дети героев у нас, как правило, окружены всеобщим вниманием, да и растут они среди сверстников, чьи матери собраны со всех концов мира.

Он видит печаль на лице Шинар и продолжает:

— Девочка, милая, я знаю: ты считаешь, что Небеса от тебя отвернулись. Может, оно так и было, не знаю, но в наше время все быстро меняется. Да и мне что-то не верится в этакую суровость. Вышние силы все-таки не безжалостны, несчастья, обрушившиеся на вашу страну, должны тронуть их. Свидетельство тому вызревает в твоем чреве. Твои вины, если таковые имелись, уже искуплены твоими страданиями. Бог протягивает тебе руку, Шинар, так прими же ее с благодарностью и без сомнений. Ибо есть ли кощунство большее, чем неверие в милосердие Неба?

Свадьбу Александра с Роксаной, как уже говорилось, намечено провести в городе Бактра, в неприступной крепости на горе Бал Тегриб. Народное празднество по персидскому обыкновению пройдет под открытым небом. Все македонские полководцы и старшие командиры, а также добрая половина афганских царьков, князьков и вождей соберутся отметить это событие во дворце Кох-и-Ваз, резиденции военачальника Хорина.

Флаг собирается уйти в отставку, вернуться домой. С учетом денежных поощрений, всяких накруток, доли в добыче и наградных, полагающихся за трех Львов, двух Серебряных и одного Золотого, ему причитается сумма в двадцать два одинарных годовых жалованья. Он несметно богат.