Солдаты Александра. Дорога сражений - Стивен Прессфилд

Город забит. Очередные купеческие караваны распаковывают свои тюки прямо там, где встают. На этих рынках можно найти что угодно. Из Мидии везут туфли и безрукавки, из Дамаска — кинжалы, из Парфии — туники и отовсюду — стеганые удобные шапочки, их тут называют аги.

Гадатели, бросив кости, готовы предсказать тебе будущее, астрологам для выполнения той же услуги необходимо учесть расположение звезд. Мелкие украшения — кольца, перстни, браслеты для запястий-лодыжек, ожерелья и бусы соседствуют на лотках с амулетами, талисманами и колдовскими составами. Ну и конечно, полным-полно памятных изображений царственной пары. Они отчеканены на чашах, монетах, медалях, вытканы на коврах, вышиты на платках и шарфах, ими украшены декоративные лакированные подносы.

На каждом углу праздный люд веселят актеры, музыканты, акробаты, жонглеры, фокусники, канатоходцы. Шуты и клоуны непрерывно острят, поэты с надрывом выкрикивают стихи, рапсоды в голос распевают баллады. Там же с важным видом расхаживают и философы, охотно излагающие суть своих заумных учений, и жрецы, восхваляющие своих богов. Я в жизни не видел стольких любителей помолоть языком. Все камни заняты, на каждом — оратор. Слушают даже тех, кто несет откровенную чушь. Не хочешь слушать, ступай к факирам, аскетам и йогам. Те больше помалкивают, но у них есть на что посмотреть. Чего только эти люди не творят со своим телом! Мне запомнился один садху. Он проткнул себе щеки дюжиной шампуров для кебаба, но при этом продолжал улыбаться. Его корзинка мигом наполнилась медяками и черносливом. Маки и базы платят по-разному, но в эти дни одинаково щедро.

А вон, представьте себе, две девицы! Одна глотает мечи, другая, встав на руки, изгибается так, что стукает себя голыми пятками по макушке. Они тоже имеют успех.

Глазеть на них можно, вкушая местный пилав — распаренный рис, подаваемый по желанию с бараньими мозгами, свиными копытами или бычьими яйцами. Тут же торгуют глазными яблоками мертвецов, костями и черепами, а также полосками сыромятной кожи с нанизанными на них клыками различных зверей. Есть ожерелья из человеческих зубов, ушей, пальцев. Все это ходовой и очень ценящийся товар наряду со всевозможными противоядиями, оберегами, приворотными зельями, текстами заговоров, мастиками, благовониями, притираниями, белилами, румянами и эликсирами от всех хворей. Силу снадобий демонстрируют в действии. Я лично видел, как один малый трижды за день отбрасывал костыли и пускался в пляс, безмерно радуясь очередному «чудесному исцелению».

Из Вавилона прибывают изготовители воздушных змеев, их причудливые творения уже парят на афганском ветру.

Да здравствуют Александр и Роксана! Их бракосочетание обещает стать наиславнейшим праздником со дня рождения Зороастра — и для македонцев, потому что они наконец-то отсюда отвалят, и для афганцев, которые давно этого ждут.

Старейшины местных бесчисленных кланов окружены особым почетом. Всюду звучат призывы к милосердию и примирению, все пронизано духом скорого и, без сомнения, благотворного обновления.

Как я уже говорил, свадьбу играть решено на персидский манер. Всякого рода предваряющие ее церемонии растянутся на четверо суток и достигнут своего апогея к пятому дню, когда состоится главный обряд грандиозного торжества. У персов пять — число любви, оно играет важную роль и в символике местных народов. Желательно, чтобы все было кратно пяти. Пять сотен узников получат прощение, пять тысяч рабов обретут свободу, то же количество свадебных змеев воспарит над дворцом в кульминационный момент, а белых голубей в воздух выпустят вдвое больше.

Слова брачной клятвы будут произнесены на закате, с которого, по персидским понятиям, начинаются новые сутки, а предшествующий тому военный парад планируется провести на равнине в присутствии царственной пары и всех высших военачальников, как наших, так и афганских. Потом жених с невестой, полководцы, вожди и другие сановные лица поднимутся в цитадель для участия в главном обрядовом действе. А уж по его завершении в небо взлетят и змеи, и голуби, что послужит сигналом ко всеобщему ликованию.

Празднование продлится всю ночь и весь день, даже после того как поутру молодые удалятся в покои. Оно не утихнет и с новым днем, какой, по обычаю, следует посвятить щедрости и милосердию. Что же касается нас, служивых, то последняя репетиция марша состоится где-то за пять часов до парада, после чего всех распустят начищать форму, оружие и доспехи. Предполагается, что мы успеем привести себя в лучший вид — умыться, подстричься, подровнять бороды, натереть зубы воском.

За несколько дней до всей этой кутерьмы происходит еще кое-что. Открывается обелиск в память о павших греках и македонцах. Церемония проходит на рассвете. На камне высечены шесть тысяч и девять сотен имен. Все перечислены — Илия, Лука, Толло. По этому поводу Стефан сложил прощальную песнь.

Потом устраиваются поминальные игры, поглазеть на которые собираются толпы людей. Да и от охотников показать себя нет отбою. Настроение торжественное, но не печальное, а приподнятое. Строители и землекопы сооружают ипподром с дорожкой в четыре стадии между поворотными пунктами. Первоначально предполагается, что состязаться там будут только греки и македонцы во избежание всплеска возможного недовольства со стороны афганских старейшин. Участие своих соплеменников в скачках они могут расценить как недопустимое по здешним понятиям почитание павших врагов. Однако игры проводятся в непосредственной близости от становищ, где группируется не подыскавший себе приюта в городе люд из Бактрии и Согдианы. Среди этих туземцев немало превосходных наездников, которые так и рвутся продемонстрировать свое мастерство, — как же им отказать? В итоге к скачкам допускаются все. Я тоже решаю малость размяться на своей Снежинке, и, кстати, небезуспешно. Один заезд мы выигрываем, во втором приходим третьими, но в конце концов моя вымотанная походной жизнью кобылка сдает, и мы с ней, отказавшись от дальнейшей борьбы, присоединяемся к зрителям.

Стоя с Флагом в очереди к палатке, где принимают ставки, я примечаю знакомую белую бороденку (по-афгански — спингар). Это Аш, тот самый погонщик мулов из Кандагара, который нашел нам женщин-носильщиц для перехода через Гиндукуш.

Я толкаю старого хрыча в бок.

— Клянусь Зевсом, а я, дурень, думал, что всех воров и разбойников засадили в темницы.