В объятиях XX-го века. Воспоминания - Наталия Дмитриевна Ломовская

время продолжал работать с фагом phiC31. Мы оказались с ним за одним столом на обильном банкете и славно пообщались. Больше я его никогда не видела.

Забыла сказать о главном. Мы в течение многих лет работы с генетически маркированным штаммом S.coelicolor А(3)2 продирались сквозь большие трудности при изучении взаимодействия фага с этим штаммом. Правда, и о штамме S.lividans 66 никогда не забывали. Приехав в Англию, я обнаружила, что все работы по трансформации и трансфекции ДНК осуществляются только с использованием штамма S.lividans 66, который мы когда-то послали в Англию. Этот штамм также стал и сам предметом интенсивного генетического изучения и в других лабораториях во многих странах. Как реципиент ДНК он обладал абсолютными преимуществами по сравнению со штаммом S.coelicolor А(3)2, и мы во все последующие годы работы, включая и работу в США, использовали его во всех экспериментах с ДНК. Однако штамм S.coelicolor А(3)2 оставался самым генетически изученным штаммом актиномицетов, на котором были сделаны крупные открытия, перечислять которые не входит сейчас в мою задачу. В частности, в нашей лаборатории был подробно изучен генетически феномен ограничения размножения фага phiC31 в штамме S.coelicolor А(3)2. На хромосоме S.coelicolor А(3)2 были картированы гены, функционирование которых приводило к ограничению развития фага в этом штамме. Этот механизм и поныне продолжает изучаться в генноинженерных экспериментах в ряде лабораторий Англии и США.

Я, конечно, из первых рук записала все тонкости осуществления опытов по трансформации и трансфекции. Это позволило быстро освоить их сотрудниками нашей лаборатории. Это, пожалуй, было главным результатом моего пребывания в лаборатории Хопвуда. Не помню, чтобы удалось сделать что-то интересное за такой короткий срок.

Правда, быстро получила фагочувствительные варианты штамма S.coelicolor А(3)2, необходимые для работы Кита. Он, в свою очередь, снабдил меня имеющимися в его коллекции первыми векторными вариантами фага phiC31. Поместили их в термос, забитый льдом, с широким горлом, который потом долго жил у нас дома. Поглощенная своей работой, я как-то не очень интересовалась, как идут дела у Валерия. Замечала только, что работает он немного, стал смотреть на меня как-то свысока, иногда даже говорил что-то резкое. Я, как всегда, сначала не реагировала, а потом пришлось все-таки с ним поговорить. Во всяком случае, работы с плазмидой SCP2 у нас в лаборатории больше не проводились, хотя данные, опубликованные в нашей совместной работе с Томом Трустом, казались мне вполне достоверными.

Как-то Дэвид подошел ко мне и заметил, что надо делать и какие-то перерывы в работе и они вместе с Джойс повезли меня в Кембридж. На обратном пути из этого признанного храма университетской науки осматривали и еще многие достопримечательности. Замки-музеи все-таки уступали великолепию многих дворцов, постпренных ещё во времена царской России.

Джойс, с которой мы впоследствии часто встречались, говорила мне, что в моем поведении при этом первом знакомстве чувствовалась скованность, особенно, если разговор касался политики. А на политические темы англичане говорили очень охотно. На самом деле я впервые почувствовала большую внутреннюю свободу и значительную разницу в стилях жизни в Англии и в СССР. Помню, как я запросто повязала на голову косынку по-деревенски на городской улице, чего не могла бы сделать в Москве, и никто не обратил на меня ни малейшего внимания. Вообще, стиль одежды был очень простым и удобным. В. Москве еще не вошли в моду куртки, которые здесь носили все.

Однажды Кит пригласил меня на симфонический концерт, и я пошла туда в единственном длинном нарядном платье. Кит ничего мне не сказал, но я быстро почувствовала себя белой вороной. По пути подобрали Джейн, которая как и вся остальная публика была в куртке и в брюках. Двое их младших детей слушали очень внимательно. В 2004 году на юбилее у Кита двое молодых взрослых мужчин подошли ко мне, как к старой знакомой. У меня сохранилась одна единственная фотография, сделанная в лаборатории Д. Хопвуда во время нашего визита. Конечно, я не помню фамилий многих, кто там изображен, и, как всегда, не записала по горячим следам. Сидят в первом ряду Д. Хопвуд и Силия Брайтон (многолетний лаборант и соавтор К. Четера). Ещё две женщины на фотографии — я и Д. Вард. Слева в клетчатой рубашке Чарльз Томпсон, Д. Сено, В. Даниленко, за ним почти не виден немецкий коллега, с которым мы сидели за одним столом в комнате Четера и который помогал мне осваивать азы генной инженерии, за ним Тобиас Кейзер и Кит Четер.

В конце нашего пребывания в Англии должна была состояться интересная конференция. Я позвонила в институт с просьбой продлить наше пребывание в Англии на несколько дней и получила категорический отказ, когда институт запросил министерство. Тайком я даже всплакнула. Накануне отлета в Москву уезжали поездом в Лондон. Нас снабдили небольшими деньгами, чтобы переночевать в дешевом отеле, и билетами на спектакль, почти премьеру «Иисус Христос — суперзвезда». Театр был похож на сарай, все сидели в верхней одежде или она висела на спинках кресел. Многие актеры были в джинсах. Но музыка и исполнение были великолепными. Я везла с собой маленькую люстру в кабинет нашей квартиры. Лампочки, которые я к ней прикупила, казались мне очень дорогими, но они так и прослужили нам вплоть до конца нашей жизни в Москве. На пути в Москву в самолете с нетерпением ждала встречи со своей семьей, и жизнь вошла в привычную колею.

В мае того же 1980 года состоялась советско-американская конференция только по генетике актиномицетов у нас в Крыму. Доклады по основной тематике конференции были представлены, главным образом, сотрудниками нашей лаборатории. Я в последний момент перед отправкой самолёта в Симферополь, совершенно запыхавшись, вбежада в аэропорт Внуково. Перед выходом из дома я в спешке жарила Лёне котлеты на время, когда я буду отсутствовать дома. В аэропорту на секунду остановилась и подумала, кто же я на самом деле, в конце концов, мужнина жена или ответственный участник конференции. Однако, времени на такие раздумья уже не было, и я помчалась выполнять свои научные обязанности. Возглавлял американскую делегацию очень известный ученый в области бактериофагии G. Bradley (Г. Брэдли). Вот уж на этой конференции мы наелись полной «свободы». Такого еще не было на других международных конференциях, устраиваемых в нашей стране, на которых я присутствовала. В составе нашей делегации было несколько человек из нашего министерства, которые были очень довольны, что им удалось вырваться в такую необременительную поездку. Мы все были под неусыпным контролем с их стороны, что создавало для нас большое