Концепция лжи - Алексей Бессонов

Леон вышел на бульвар, посмотрел на очень прилично одетую бабушку с совочком в руке, выгуливающую жирного и ко всему безучастного спаниеля, и подумал, что тащиться до бара пешком ему совсем не с руки. К счастью, большинство из немногих идущих по проезжей части машин составляли такси: он поднял руку, и к нему тотчас причалил желтый «Емеля» с шашечками вдоль борта.

– Вперед, – сказал Леон водителю. – Тут недалеко, немного не доезжая парка.

Таксер не ответил ничего, лишь горько мотнул головой: сейчас даже в центре было не слишком много работы.

В заведении действительно находились лишь двое посетителей, по виду бизнесмены средней руки, славно погулявшие вчера вечером. Они сидели за дальним столиком и, вяло переговариваясь, правили здоровье зубровкой под жаркое с грибочками.

– Привет тебе, о Ольга, – деланно простонал Леон, усаживаясь на высокий табурет за стойкой.

– И тебе привет, хохол, – понимающе улыбнулась барменша, пышнотелая блондинка в съехавшем на ухо кокошнике. – Давненько тебя таким не видали. Соточку прикажете? Балычку?

– Издевается, стерва, – вздохнул Макрицкий в сторону. – Мне, касатка, не беленькой, а белого. И двести для начала, а там посмотрим.

Ольга, усмехаясь, нацедила ему из бочки бокал «Совиньона» и придвинула блюдечко с кусочком обжаренного хлеба, на котором лежала шпротина.

– Дай сыру, – обиделся Леон, – что я тебе, купчина из-под лавки – килькой зажирать?

– Вот и ехал бы себе в Офицерское собрание. Смотрел, кстати, вчера новости?

– Какие? – двинул бровью Леон.

– Да по всем лентам твои друзья из Роскосмоса выступали… всенародное обсуждение этичности присоединения к Договору вашему, все такое, шурум-бурум.

– Какие друзья?

– Ну начальство твое, знаю я, какие? Надо оно мне… И медиа-министр, что ли, с ними… Обсуждать, говорят, надо, в прямом эфире что-то там такое.

«Ах черт, – понял Леон, отхлебывая из бокала, – значит, зашевелился Григорян! Выходит, Коровин действительно приволок ему нечто этакое, что уже стоит выносить на обсуждение. Интересно… надо будет посмотреть обязательно.»

– Пускай обсуждают, что хотят, – махнул он рукой. – Дообсуждались уже.

– А у нас тут сидели вчера… трое, – наклонилась к нему барменша, – так все про металлургические биржи спорили. Чуть не подрались – один говорит, акции продавать надо, пока совсем не обесценились, другие ему – нет, они сейчас только вверх пойдут, ничего ты, дескать, не понимаешь. Так он кулаком по столу – и ушел. А они за него платили потом. Да-а… интересный тут народ у нас. Я вот когда в Бутово работала, так там драки каждый вечер были, менты дежурили, весело, в общем. А тут если и подерутся, так потом извиняются. Нет, оно приятно, конечно, только вот девчонки наши – ну, сам знаешь, все сюда хотели, ну, чтобы, типа, кавалеров завести побогаче. А – фигу! Не те тут у нас кавалеры.

– Что ж не кавалеры? – удивился Леон.

– А-а… – Ольга сморщилась и опустила глаза. – Какие тут кавалеры? Импотенты все, от работы своей: зайдет, две по сто выпьет и скорее отсыпаться. Людка, вон. Увольняться надумала: какой, грит, смысл? Зарплата везде почти одинаковая, так в этом болоте замуж не выйдешь, что сидеть? Ты вот, к примеру: кавалер разве? Не замуж, я понимаю, так а вообще, ну, там, погулять с девушкой… дождешься.

Макрицкий сделал большие глаза и пристукнул по стойке опустевшим уже бокалом.

– Выходит, оторвался я от народа, – хмыкнул он.

Ольга налила ему вина и отвернулась, чтобы принять заказ у седовласого господина в дорогой замшевой куртке, который, вздыхая и извиняясь, попросил «графинчик, икорочки порцию и, милочка моя, опяточек с лучком, а то душа не выдержит».

«А и в самом деле, – подумал Леон, – когда я похмелялся в последний раз? Так с ходу и не вспомнишь. Хорошо людям – форму им держать не надо. Пей, сколько душа попросит, и никаких вам боевых тревог посреди ночи. Хотя… разве они когда-нибудь увидят то, что видел я?»

Слушая, как Ольга привычно уточняет заказ, он вдруг остро ощутил: сама мысль о том, что довольно скоро и ему предстоит превратиться в мирного обывателя, ползающего по поверхности родной планеты и знать не знающего о безграничности мира, начинающегося сразу за пеленой атмосферы, кажется жуткой. Будто открывается, скрипя, какая-то пыльная темная дверь, а за ней – затхлое, пропахшее сыростью подземелье, из которого нет и никогда не будет никакого выхода. То ли от вина, то ли от самого настроения сегодняшнего осеннего утра, где-то внутри Макрицкого всплыли туманные, трудно припоминаемые сейчас ощущения детства. Восторг, смешанный с жутью, всегда наполнявший его, когда он мальчишкой смотрел в бездонную черноту украинского неба, колышущуюся светом далеких звезд. Черное небо осталось в прошлом. Вместо него перед глазами маячила сочувственная улыбка уже начинающей расплываться Ольги, которая давно махнула на матримониальные перспективы и всегда готова поболтать с похмельным украинским майором, постепенно забывающим, чего он когда-то хотел от жизни…

Из кухни выплыла сегодняшняя официантка, крутобедрая Верочка и, подмигнув Леону, понесла седому господину поднос с заиндевелым графином и закусками. Леон покачал головой, отхлебнул винца и потянулся за сигаретами.

– Шалава, – неодобрительно заметила Ольга, провожая Верочку долгим взглядом. – Все понимаю, но с поварами-то зачем? Нужны ей эти мудозвоны, как зайцу триппер.

Над входом звякнул колокольчик, и Леон подумал, что народ, все же очухавшись к полудню, решил, что суббота – самое время, чтобы начать заряжаться еще до обеда.

– Дай пепельницу, – попросил он барменшу.

– Я вот тебя все спросить хотела, – снова навалилась бюстом на стойку та, – а вот там, ну, на корабле, вы как – курите? Или обходитесь?

– Чаще обходимся, – пожал плечами Леон. – То есть по минимуму. Ты еще спроси меня, как мы там без баб обходимся…

Ольга невесело хихикнула и посмотрела куда-то через его голову. В этот момент до Леона донесся неуверенный голос Верочки – самым удивительным было то, что официантка пыталась изъясняться на английском. Макрицкий обернулся и замер в недоумении – в фигуре высокой светловолосой женщины, стоящей сейчас к нему спиной и нервно объясняющей что-то растерянной Верочке, было что-то удивительно знакомое. Он прислушался и совершенно остолбенел. В животе появилась и тотчас же исчезла аморфная капля тупой боли.

– Ни фига себе, – пробормотал он, сползая с табурета.

Словно почуяв его приближение, высокая дама вдруг отвернулась от Верочки, и их с Макрицким глаза встретились.

– Жасмин, – непринужденно улыбнулся Леон, – и что, я должен верить в такие совпадения?

Та широко раскрыла глаза и на мгновение замерла. Леон, все так же улыбаясь, склонился в шутливом поклоне и поднес к губам ее ладонь в тонкой кожаной перчатке. Короткое полупальто цвета слоновой кости удивительно гармонировало с великолепной фигурой, от пышных, ниспадающих на плечи волос исходил холодный терпкий аромат – Макрицкий вдруг почувствовал, как побежали по спине короткие злые искорки, точно так же, как тогда, в Нью-Йорке, когда она затащила его в ресторан и они долго пили коньяк с фруктами… Леон выпрямился и посмотрел в ее расширенные от изумления глаза. Не говоря ни слова, женщина притянула его к себе и коснулась губами его щеки.