Дороги скорби - Павел Серяков

— Как ты помогаешь людям? — Фрида устала и устала ждать в том числе. — Я хочу спать.

— Гляди, — он достал что-то из внутреннего кармана. — Это инструмент мастера. Не дешевка какая-то, а настоящий инструмент.

Девочка подумала, что в руках Рихтер держит вязальный крючок. Улыбнулась просто потому, что улыбнулся собеседник. Заразительная у него была улыбка.

И тут начались фортели. Прикусив губу, Крыса начал ковырять крючком замок, и спустя мгновение что-то в шкатулке щелкнуло.

Взгляд резко переменился: со спокойного — на жадный и хищный. Он не раздумывая открыл крышку.

— Оно того стоило, — прошептал Крыса и прильнул лицом к шкатулке: — Красота-то какая!

— Что там?

Рихтер протянул добычу девочке:

— Не просыпь, будь добра.

— Поняла. Что это? Какой-то горох.

— Сама ты горох! — вырвалось у него. — Горох, мать его, столько не стоит!

Ей отчего-то стало очень смешно и обидно оттого, что она может смеяться и веселиться после всего, что случилось с ней, после беды, постигшей её друга.

— Понюхай, хохотушка. Ну!

— Как здорово пахнет. А что это?

— Розовый перец. Здесь и твоя доля имеется.

— Моя доля?

— Да, ты помогла мне, и потому тебе тоже положено кое-чего.

— А зачем мне перец? Да еще и на горох похожий.

— Тебе хочется шубку?

— Шубки у дочерей баронов и герцогов.

Он улыбнулся, и снова Фрида подхватила его улыбку.

— А сапожки?

— Кожаные?

— Именно.

— Такие, как у дочерей герцогов и баронов?

Он покачал головой.

— Но это же очень дорого.

— Люди, которые помогают растяпам открывать шкатулки и сундуки, могут позволить себе то, что положено каждому.

— А что положено каждому? — Она вспомнила, что Волдо говорил о похожих вещах и в первую очередь выделял справедливость, сострадание и любовь. Юрек считал, что каждому полагается право выбора, защита и честный суд. — А?

— Быть сытым и не отказываться от мелочей, которые делают нашу жизнь краше.

Такой подход понравился Фриде. Она хотела шубку, сапожки и, как ни странно, справедливости.

— Рихтер, — девочка подвинулась ближе к огню и накрылась покрывалом, от которого пахло пивом и еще какой-то кислятиной. — Спокойной ночи.

— Спи.

Чувство недосказанности не давало ей покоя, а вот новому спутнику было явно не до сна. Он разглядывал вынесенное из комнаты Кузена добро и безделушки; не имевшие для него ценности летели в огонь.

— Чего ты елозишь? Блохи жрут?

— Могу я спросить?

— За спрос денег не берут.

— Почему ты мне помог?

— Потому, что я помогаю всем, кому нужна моя помощь, — соврал Крыса не раздумывая. — Я отвезу тебя к Рутгеру, но там мне понадобится твоя помощь.

— Помощь?

— Добром платят за добро. Понимаешь?

Он спас ей жизнь. Дал теплый ватник и обмотал тряпками ноги, чтобы она, как сказал Рихтер, не заболела в пути. Рихтер накормил её и до сих пор был с ней добр. Он показал девочке фортель с крючком и пообещал сапожки и шубку. Просьба о помощи показалась Фриде разумной и справедливой, а потому она не раздумывая согласилась. Засыпая, она не могла взять в толк, почему его зовут Крысой, ведь крысы — хитрые хищные зверьки, а Рихтер… Рихтер напоминал ей уставшего от долгого путешествия Волдо, который не смог пронести огонь в своем сердце и позволил его пламени угаснуть.

Юрек слушал внимательно. «Вот же паскуда», — думал он, а Фрида продолжала рассказ:

— Потом наступило бабье лето, и к этому моменту мы успели добраться до Братска.

— Крыса с тобой хорошо обходился?

— Да. Он показал мне, как играть на лютне песню о Белокаменном городе. Грустная песня.

— Это песня принадлежит Волдо… Принадлежала.

— Она принадлежит народу, — заметила девочка. — Рихтер так сказал.

— Тормози! — Юрек только сейчас понял, что упустил важную вещь. — Крыса научил тебя играть на лютне?

— Да.

«Волдо, как ни бился, так и не смог объяснить ей, как нужно двигать пальцами правой руки, — подумал про себя Юрек. — А этот проходимец смог?» Почесав голову, купец спросил:

— Что вы делали в Братске?

— Мы посещали Тусклый коридор, — ответила девочка. — Рихтер продал наш перец.

— Тусклый, говоришь, коридор?

Девочка не подозревала, что её отвели на чёрный рынок, где купить можно все, вплоть до человека, и также там можно продать все, что душе угодно.

— Он купил тебе одежду?

— Нет. Перед отъездом из города он ходил к своему другу. Говорил, что его друг зелья варит и ему эти зелья позарез нужны. Он не взял меня с собой, велел ждать в комнате на постоялом дворе, а вернулся уже со шкатулкой, которую запретил мне открывать. Шубку и сапожки он найти не смог, но вместо этого купил целый мешок сырой одежды.

— Паскуда…

— Юрек?

— Фрида, то, что он объяснял тебе про помощь людям и растяп, — вранье.

— Но…

— Звучит как правда. Особенно для маленькой девочки, но это вранье. Просто поверь мне.

— Хорошо, Юрек. Тебе я верю.

— Он отвез тебя к Рутгеру?

— Он же обещал.

— Отвез или нет?

— Отвез… — она показала Юреку свои крохотные пальчики. На некоторых только начинали отрастать ногти.

Сердце купца сжалось.

Рихтер спрыгнул с коня.

— Приехали, Фрида, — он огляделся вокруг. — Пока морозы не ударили, но скоро полетят белые мухи. Хорошо, что до заморозков успели.

Он так и не нашел для нее теплой одежды, зато сам ходил в обновках. Крыса поглядел на сидевшую в седле девочку. Обмотанная кучей тряпок, она казалась ему забавной. «Не мерзнет, — подумал он, — и главное».

Фрида молчала.

— Вон там, — Рихтер указал рукой на виднеющийся вдали частокол. — Усадьба барона за ним.

— Хорошо, — сквозь сон произнесла сирота из Репьев. — Спасибо тебе, Рихтер.

— Мы же друзья. Да-а… — он помог ей спуститься на землю. — Погляди, красота-то какая вокруг. Куда ни глянь, поля чернеют, лес вон на горизонте, видишь?

— Угу.

— Лисья дубрава… — И он продолжил восхищаться красотами этих земель. — Грязь кругом. Река — и та грязная. Видно, что рядом Братск. Вот во всем, Фрида, здесь величие Братска чувствуется! И люди тут… А! — он сплюнул. — Хер с ним, пошли.