Какая чушь. Как 12 книг по психологии сначала разрушили мою жизнь, а потом собрали ее заново - Мэриэнн Пауэр

– Я всегда это знала, – сказала я, тоже прыгая.

– Она сумасшедшая, – улыбнулась Сара; у нее на голове были красные пластиковые розочки. – Но мне нравится!

– Круто, мне тоже! – крикнула я поверх шума.

Мы улыбнулись и еще немного попрыгали. Пол вибрировал от того, что сотни рейверов выбрасывали руки в воздух и танцевали так, будто это последний день в их жизни.

Пришла Рейчел с хула-хупом.

– Где ты это взяла? – спросила я.

– Один чувак дал.

Она опустила его на талию и начала крутить. Она была одета в сверкающий лазурный лайкровый комбинезон, который делал ее похожей на русалку из космоса. Ее старомодная диета «просто не ешь вторую порцию», казалось, отлично работала. Черт возьми.

– А где Дейзи? – крикнула она, крутя обруч.

Я показала на сцену, где Дейзи танцевала с мужчиной, одетым в костюм морковки. Ее глаза были закрыты, а руки взлетали в воздух. У нее на голове был рог единорога. В среду в семь утра.

Утренний рейв был, естественно, ее идеей. Она месяцами ходила на эти хипповские сборища, чтобы потусоваться с людьми, которые встают с рассветом, чтобы выпить кокосового молока вместо пива.

Это был дивный новый мир: трехлетки в наушниках бегали вокруг своих танцующих мам, двадцатилетки в кроп-топах показывали на сцене, на что они способны, мужчины, одетые в костюмы зебр или, что еще страннее, в офисные рубашки, танцевали, танцевали, танцевали до упаду. И мы с ними. С 7:30 до 10 утра мы танцевали и потели, как свинки на вечеринке.

– Ты выглядишь такой счастливой! – крикнула Сара.

Я улыбнулась:

– Ты тоже!

– Может, тебе был нужен не селф-хелп, а танцы?

– Может быть, – крикнула я.

Находиться с другими людьми, двигаться и улыбаться было бальзамом на душу. Гораздо лучше, чем сидеть в одиночку, читать книжки и бесконечно анализировать. На самом деле весь этот год я практически игнорировала волшебную силу физических упражнений, которые, как утверждали многие люди, были отличным антидепрессантом и всегда поднимали настроение.

Мужчина с длинными цветными косичками и голой потной грудью улыбнулся мне. Я улыбнулась в ответ.

– Классная улыбка! – сказал он.

– Спасибо! – сказала я, и мы попрыгали в унисон пару минут.

– Это уже третий! – сказала Сара.

– Что? – крикнула я.

– Это третий парень, который обратил на тебя внимание.

– Тут все очень дружелюбные…

– Нет, они хотят именно тебя – ты вся светишься.

– Ты имеешь в виду от пота!

– Да, но не только… ты светишься огоньком изнутри.

И так оно и было. Я это чувствовала.

Когда мы с Рейчел вернулись домой, я побежала в душ, разделась и встала перед зеркалом. Я смотрела на себя и видела, что мои глаза сияют, а кожа светится. Я продолжала улыбаться себе и своим неровным зубам, пухлым щекам и толстым бедрам, которые раньше делали меня такой несчастной. Но теперь, вместо того чтобы видеть недостатки, я видела нечто другое.

Я видела женщину, которая делала сумасшедшие, прекрасные вещи за прошедшие шестнадцать месяцев. Добрую, сильную, храбрую и могущественную. Живую и сияющую.

Стоя там, перед зеркалом, я видела силу природы.

Я не так сильно изменилась, чтобы не чувствовать себя идиоткой, разговаривая вслух с зеркалом, но, произнося вслух инструкции Луизы, я поняла, что действительно верю в то, о чем говорю: я любила и принимала себя, несмотря на то, что с моими волосами, какого размера у меня прыщ на подбородке и сколько времени я провела за эпиляцией.

В 11 утра 13 апреля я чувствовала себя чертовски круто.

Я так гордилась собой. Правда, очень сильно гордилась.

И теперь с меня было довольно.

С меня было довольно попыток избавиться от своих плохих частей, довольно воевать с самой собой из-за всех своих промахов. Я больше не собиралась становиться высокоэффективной или стремиться проводить каждое мгновение в дзене. Я устала произносить аффирмации и имитировать счастье, когда мне хотелось ругаться и злиться. С меня хватит зеленых смузи и чувства вины за сырные тосты. Потому что на самом деле я очень-очень люблю сырные тосты. Иногда такой тост был лучшей частью моего дня.

На Рождество, когда мои попытки достичь совершенства меня почти сломали, я плакала над Бриджит Джонс, как делала каждый год. Это была сцена, где Дарси говорит Бриджит, что любит ее такой, какая она есть.

Друзья Бриджит ей не поверили.

«Такой, какая ты есть? Не более худой? Не более умной? Не с сиськами побольше или с носом поменьше?» – спросил ее друг по имени Джуд.

«Нет», – ответила Бриджит.

«Да ну на хер», – сказал Шазза.

Это стало святым Граалем моего поколения: найди своего Дарси, который любит тебя такой, какая ты есть, и все будет хорошо.

Но что, если мы должны полюбить себя такими, какие мы есть? Неужели лучше ждать кого-то другого, чтобы понять, что с тобой все в порядке?

Я снова посмотрела в зеркало на свой сырно-тостовый животик и винное лицо и улыбнулась. Потом произнесла свою последнюю аффирмацию:

Я люблю и принимаю себя. Такой, какая я есть.

Мысленно я расширила ее: я люблю и принимаю себя, даже несмотря на то, что вся моя физическая нагрузка заключается в хождении туда-сюда по квартире. Я люблю и принимаю себя, даже несмотря на то, что пью много вина и люблю Netflix. Я люблю и принимаю себя, даже несмотря на то, что плачу по любому поводу… включая Бриджит Джонс и рекламу социального страхования.

И как раз вовремя: я снова заплакала, глядя на себя в зеркало, потому что все это время концентрировалась только на своих недостатках, а не на достоинствах. А у меня были достоинства. И много.

Я стала перечислять их вслух: я добрая, веселая и улыбчивая. Я стараюсь хорошо относиться к людям. Я занимаюсь благотворительностью. Я внимательный слушатель. Я много работаю. Я могу вызвать улыбку у своих друзей. И у меня такие хорошие друзья: веселые, классные, интересные друзья! Они все любили и принимали меня ТАКОЙ, КАКАЯ Я ЕСТЬ.

Хотя, возможно, они бы изменили свое мнение, увидев, как я голышом разговариваю со своим отражением.

Я читала однажды, что кто-то определил успех как возможность смотреть на себя в зеркало с утра и принимать то, что ты видишь. И я наконец была там.

После этих долгих и болезненных шестнадцати месяцев я наконец могла смотреть на себя в зеркало.

Но когда я сушила волосы и чистила зубы, я уже точно знала, что пришло время отступить от обоих моих отражений – реального и метафорического. Я больше не выдержала бы ни одной мысли о себе.