Дурман - Екатерина Риз

— Ирка, что ты творишь? — проговорил он расстроено.

Она лицо руками закрыла, будто надеясь спрятаться от него.

— Я не знаю, что тебе сказать, — в итоге созналась она.

— У нас ведь всё хорошо… было.

— Ты уверен?

Он моргнул, несколько растерянно.

— А ты так не считаешь?

Ира осторожно пожала плечами.

— В какой-то момент мне показалось, что я тону.

— И что я не так сделал?

— Я тебе уже говорила, Миша: дело не в тебе.

— Да не может такого быть! — вдруг повысил он голос. — И прекрати отделываться дурацкими фразами! Дело не во мне, — повторил он за ней. — Я твой муж, а ты моя жена. Дело в нас двоих, по-другому быть не может!

— Не кричи, — предприняла она попытку его приструнить, но Миша уже смотрел на неё с праведным гневом.

— Если ты думаешь, что я уеду, не доведя всё до конца, то ты ошибаешься, — вдруг пригрозил он, по крайней мере, Ира восприняла это именно, как угрозу.

— До какого конца?

— До логического, Ира. Я не собираюсь возвращаться в Лондон один и сдавать в багаж твои дурацкие причины, которые ни черта не стоят. Ты хочешь от меня уйти? Дай мне для этого достойную причину.

— Или что?

— Или возвращайся домой.

— Миша…

Он неожиданно вскочил и теперь смотрел на неё сверху, опасно сверкая глазами.

— Чем ты занимаешься в Москве? Ты же взрослый человек. Ты замужняя женщина. А ты чем занимаешься? Пропадаешь вечерами в клубах, сводишь дружбу с какими-то непонятными институтскими подружками, и опять же пропадаешь ночами. Ты для этого вернулась? Ира, ты же никогда такой не была. Даже в институте. У тебя замкнуло что-то в голове? Скажи мне.

Она подушку отложила и села, расправив плечи и выпрямив спину.

— Во-первых, перестань меня оскорблять. Я не знаю, кто тебе это всё наговорил…

— Твой отец, — перебил он её. — Который, между прочим, беспокоится.

— Лучше бы он о сыне думал, который по три дня дома не появляется! — не сдержалась Ира, а Миша лишь рукой махнул.

— Гошка — парень, причём взрослый. А ты в один момент будто с ума сошла! Ты не замечаешь, что на твоих родителях лица нет? Они меня увидели, и будто выдохнули враз. А ты и мне начнёшь про подружек рассказывать?

— Ах вот оно что! — Она тоже поднялась и нервно заходила по комнате. — Тебе это твоя мама сказала, про «подружек»? Она мне много чего наговорила при последнем разговоре!..

— И что? Расскажи мне, в чём она была не права. — Миша смотрел на неё с ожиданием, а Ира лишь задыхалась, понимая, что, по сути, сказать в свою защиту, ей нечего. Что ей Валентина Александровна не так сказала? В чём ложно обвинила? Во всём права, другое дело, что Иру тон свекрови задел, и недоверие, которое к ней испытывали, как выясняется, все годы её брака, а не последние недели.

Ира руку в кулак сжала, некоторое время набиралась смелости, после чего сказала:

— Я хочу развестись.

Миша замолчал, надолго. Ира с колотящимся сердцем ждала его ответа, точнее, решения, чувствовала, что муж её взглядом сверлит, но затем он отвернулся, и спустя ещё пару секунд сказал:

— Я не готов дать тебе ответ сейчас.

Она повернулась к нему, но увидеть смогла лишь его затылок.

— А когда?

— Мне надо подумать.

Кивнула. Даже с пониманием. И в смущении добавила:

— Конечно.

Обхватила себя руками за плечи, отвернулась, было огромное желание зажмуриться крепко-крепко, настолько неудобно было, но вдруг заметила в углу знакомый чемодан, и посетившая её мгновение назад неловкость, показалась ей лишь лёгким отголоском того, что предстояло.

— А где ты остановился?

— Здесь. Выгонишь?

Она обернулась, услышав его насмешливый тон, а Миша плечами пожал.

— В моей квартире квартиранты, а твой отец сказал, чтобы о гостинице я и не заикался. Я ведь ещё твой муж, Ира. — В конце концов, хмыкнул и успокоил: — Не волнуйся, я лягу в Гошкиной комнате. А у нас с тобой будет время побыть вместе. — Помолчал и весомо добавил: — Перед разводом.

Это было, как удар под дых. И даже если Ира считала, что заслужила всё это, то всё равно было неудобно, и находиться в квартире родителей, ощущая постоянное присутствие мужа, было невыносимо. Встречать выразительные взгляды родителей, помогать матери готовить ужин, потом кормить Мишу… как будто ничего не происходит, в глаза ему смотреть, и понимать, что он без конца вспоминает её просьбу о разводе. И смотрит испытывающе, словно ждёт, что она в любой момент одумается, выдохнет расстроено, и скажет, что ничего-то у неё не получается, а всё это время она лишь храбрилась и выказывала какое-то непонятное упрямство. Стараясь уйти от этих взглядов, а тем более разговоров, которые отец пару раз пытался развязать, она в итоге укрылась в своей комнате, дверь за собой поплотнее прикрыла и посмотрела на часы. А потом решила, что была не была. Находиться дома всё равно невозможно. Рывком распахнула дверцу шкафа, достала платье, туфли, присела к туалетному столику, но вдруг засомневалась и потянулась за телефоном. Неизвестно почему, но очень нервничала, набирая Лёшкин номер и слушая гудки.

— Привет, малыш, — раздалось в трубке через несколько секунд, и Ира выдохнула от облегчения. Его голос был негромкий, немного занятой, но прозвучал заинтересованно.

— Привет. — И тут же спросила: — Мы идём танцевать?

Лёшка усмехнулся.

— Танго? Ни за что не пропущу.

— Хорошо. Я уже собираюсь.

— Значит, у меня есть ещё пара часов на работу?

Он смеялся над ней, и Ира всё-таки улыбнулась. Смотрела на своё отражение в зеркале, весёлой не выглядела, даже довольной не выглядела, но улыбнулась, надеясь, что эта улыбка отразится в её голосе.

— Нет, пары часов у тебя нет. У тебя есть час, я приеду к тебе.

— Давай, я тебя заберу.

Невольно оглянулась на закрытую дверь.

— Нет, я сама приеду. — И повторила, отключив телефон: — Приеду сама. — Холодные ладони к щекам приложила, после чего заставила себя встряхнуться и принялась за макияж. Этим вечером хотелось выглядеть особо впечатляюще.

Когда она из комнаты вышла, столкнулась с матерью. Та окинула её быстрым взглядом, и тут же обеспокоенно нахмурилась.

— Ты куда собралась?

— У меня дела, — ответила Ира, чувствуя себя то ли снова несовершеннолетней, то ли уже преступницей.

Наталья Викторовна осмотрела её наряд, после чего головой покачала. И тревожным шёпотом проговорила: