Верные, безумные, виновные - Лиана Мориарти

Она посмотрела на Руби, сидящую перед ней, – здоровую, розовощекую, смеющуюся – и вспомнила о своем странном ощущении, когда Руби перевели из отделения интенсивной терапии в обычную палату с обыкновенными пациентами и очень занятыми медсестрами. Там не было милой Кайли, которая занималась только Руби. Это было все равно что переехать из пятизвездочной гостиницы в молодежный хостел. Потом, по прошествии двух дней в обычном отделении, чрезвычайно молодой, утомленный врач пролистал карту Руби и сказал: «Завтра можете забрать ее домой». Грудная клетка у нее очистилась. Она больше не нуждалась в физиотерапии. С помощью антибиотиков удалось успешно справиться с инфекцией. Разумеется, будет проводиться неврологический контроль, она будет наблюдаться как амбулаторный пациент, но на данный момент все хорошо.

Первостатейное медицинское обслуживание означало, что им не придется платить за свою первостатейную небрежность. Они привезли Руби домой, где ее ждала куча подарков и любящая старшая сестра, которая то и дело пыталась взять ее на руки и обнять, чего она почти не делала раньше. Иногда она сжимала Руби чересчур сильно, и та визжала, а родители кричали на Холли.

Никто не вел себя нормально, за исключением Руби, которой явно хотелось, чтобы эта суматоха кончилась. Она не хотела спать в большой кровати с родителями. Хотела спать в своей кроватке. И ей не хотелось, чтобы на полу ее спальни спал кто-то из родителей. Она поднимется, бывало, в кроватке, засунув в рот большой палец, укажет Веничком на надоедливого родителя и скажет: «Уходи!» И они уходили. Руби сразу чувствовала, если кто-то становился чересчур прилипчивым или сентиментальным. Иногда Клементина обнимала ее, тихо плача, и если Руби замечала это, то с сердитым видом поднимала глаза и говорила: «Пелестань». Она не хотела, чтобы с ней возились как с маленькой, пусть лучше дадут еще печенья.

Им бы почувствовать себя выигравшими в лотерею. Они получили отсрочку, помилование в последнюю минуту. Им разрешили вернуться к обычной жизни, обычным тревогам, спорам по поводу картофельной запеканки с мясом. Так почему же они не проживают свою жизнь в состоянии постоянной радости и облегчения?

– Я не съем из этого ни одного единого кусочка, – драматическим жестом сложив руки на груди, сказала Холли. – Ни одного. Единого. Кусочка.

– Ну, в таком случае я не разрешу тебе поиграть на моем айпаде ни одной единой минуты, – отозвался Сэм. – Ни одной. Единой. Минуты.

– Что? – возмущенно воскликнула Холли, как будто услышала совершенно новую угрозу, а не ту самую, которую слышала буквально каждый день своей жизни. – Это нечестно!

– Всего одну ложечку, – сказал Сэм Холли. – Ты тоже, Руби.

– Ты играла сегодня с Изабел в «Медовых пчел»? – спросила Клементина у Руби.

– Гм… да, – ответила Руби, постукивая кончиками пальцев по губам и пытаясь вспомнить. – То есть… нет.

Им говорили, что в дневной группе у нее все хорошо. Не было заметно, что она чем-то травмирована, просто рада вернуться назад. В первый месяц после происшествия Клементина решила – и твердо в это верила, – что откажется от карьеры и станет домохозяйкой. Она даже допускала мысль о том, что они не смогут выплачивать ипотеку, продадут дом, продадут виолончель и снимут скромную квартиру, где Клементина будет проводить дни, натирая на терке овощи, занимаясь рукоделием и ни на миг не спуская глаз с детей. Она спросила тогда Руби: «Ты согласна отказаться от „Медовых пчел“ и каждый день быть дома с мамочкой?» Руби посмотрела на маму так, словно ей посулили лакомство, а предложили сырую морковку. «Нет, сясибо», – отчетливо произнесла она. Так окончились попытки Клементины искупить свою вину.

– Ладно, съем кусочек.

Холли взяла вилку и подцепила малюсенький кусочек. При этом ее личико исказилось от омерзения.

– О, ради бога!

Сэм с такой силой шмякнул ладонью по столу, что задребезжали тарелки и все подскочили. Встав, он схватил тарелки обеих девочек и с громким звоном опустил их в раковину.

Наступила тишина. У Холли и Руби был ошеломленный вид. Такого никогда не происходило при поедании картофельной запеканки. Это не может быть всерьез. Они – не та семья, в которой кричат и с размаху хлопают по столу.

У Руби дрожали губы. Глаза наполнились слезами.

– Руби, все хорошо, – сказала Клементина.

Руби опустила голову и закрыла лицо ладонями, словно пытаясь спрятаться.

– О господи, Руби, прости меня, детка, – донеслись из кухни слова Сэма. Он едва не плакал. – Я просто не сдержался. Мне очень жаль. Очень, очень жаль.

Руби подняла личико со следами слез и принялась шумно сосать свой большой палец.

– У тебя был очень громкий голос, папа, – дрожащим голосом проговорила Холли. – У меня даже уши заболели.

– Знаю, прости меня. Кто хочет мороженого? – спросил Сэм. – Много мороженого!

– Что? Они не могут есть на ужин мороженое.

Клементина, сидевшая спиной к кухне, повернулась и посмотрела на него.

– Конечно могут! – возбужденно произнес Сэм. – Почему нет?

Он подошел к морозильнику.

– Пусть сначала съедят хотя бы булочку.

– Хочу мороженого! – сердито взвыла Руби, внезапно оправившись от слез и для убедительности размахивая своим мокрым большим пальчиком.

– И я тоже! – подхватила Холли.

– Да пропади все пропадом, Сэм! – не выдержала Клементина. – Они не будут есть на ужин мороженое!

В последнее время воспитание детей плохо им удавалось. Они переходили от чрезмерной снисходительности к чрезмерной строгости и наоборот.

– Нет, они будут есть мороженое! – возразил Сэм. Поставив на столешницу коробку с мороженым, он снял с нее крышку. Он был в возбужденном состоянии, как под наркотой. – Что за беда, если они съедят на ужин мороженого? Живи моментом. Жизнь коротка. Веселись в свое удовольствие.

Клементина уставилась на него:

– Почему ты такой…

– Где ложка для мороженого? – спросил Сэм, наклонив голову над ящиком со столовыми приборами. – Та, с белым медведем?

– Потерялась! – прокричала Клементина. – Как и все остальное!

Наутро после барбекю

Еще не успев открыть глаза, Дакота почувствовала себя несчастной. Собственное тело казалось ей чужим – плоским, отяжелевшим и в то же время пустым, словно из нее что-то выкачали. Вчера она совершила ужасный, отвратительный и безответственный поступок. Она играла с прелестной маленькой девочкой, как с куклой, а потом, когда ей наскучило, перестала обращать на нее внимание и занялась чем-то другим, а та маленькая девочка едва не утонула. Дакота вспомнила о живущей на углу женщине, у который был маленький ребенок. Дакота с мамой на прошлой неделе встретились с ней в магазине, и мама Дакоты сказала, что Дакота, когда подрастет, сможет сидеть с ее ребенком, а женщина воскликнула: «Это будет здорово!», и все вокруг заулыбались, не зная, что Дакота такая безответственная и никогда не сможет быть няней, потому что при ней ребенка может убить током, или он обожжется утюгом, или опрокинет на себя кастрюлю кипящего супа, или…