Хроника смертельной весны - Юлия Терехова

— А потом?

— А потом наша авиация разнесла в щепки Дрезден. — Катрин показалось, что в голосе старика прозвучало сожаление.

— Это была настоящая бойня. Не следовало этого делать, сейчас я понимаю. А тогда мне казалось, что это достойная месть за разбомбленные английские города.

— Ковентри?[273]

— Вы знаете о Ковентри, милая? — удивился сэр Реджинальд.

— Кто же не знает о Ковентри? — ответила Катрин вопросом.

— А вы в курсе, что после этих бомбардировок, возник термин «to coventrate»? Что означает — разрушать мирный город ковровыми бомбардировками. Так вот Королевские ВВС ковентрировали Дрезден. Прямо перед окончанием войны мне присвоили чин капитана. Учитывая, что мне было двадцать шесть — неплохо, а?

— Капитан сэр Реджинальд Скотт? — улыбнулась Катрин. — Наверняка вы пользовались бешеным успехом у женщин.

— Вы правы, — без ложной скромности подтвердил старик. — Ошиблись вы, милая Кэтрин только в одном — в те далекие годы я был всего лишь капитан Скотт. Ее величество возвела меня в звание рыцаря много позже, когда я уже в течение многих лет возглавлял Скотланд- Ярд. А вот супруга моя была настоящая леди. Леди Маргарет Уорфолк из Боворт-холла. Этот дом — ее родовое гнездо.

— Это она? — спросила Катрин, кивая на парный портрет. Молодая женщина, темноволосая, с прекрасным цветом лица и ниткой жемчуга на высокой шее — настоящая «английская роза».

— Она была очень хороша, — от души сказала Катрин. — Серж, посмотри! Сергей подошел к ней, не выпуская бокала, и внимательно вгляделся в портрет: — Эй! Да она на тебя похожа!

— Что ты выдумываешь? — Катрин испуганно оглянулась на сэра Реджинальда.

— Вы тоже видите? — тот даже не удивился. — Определенно, есть некоторое сходство.

— Ну что вы… — промямлила она.

— Я сразу это заметил, там, у озера, — продолжал сэр Реджинальд. — Но мне не хотелось вас смущать.

Чтобы сгладить неловкость, Катрин продолжила осмотр полотен, а Булгаков обратился к Скотту: — А чем вы занимались после войны? Ушли в отставку?

— Нет, нет! Некоторое время я квартировал со своей эскадрильей в окрестностях Парижа.

— Париж? — оживилась Катрин, отвлекаясь от картин. — А что вы там делали?

— Да в общем, ничего особенного, главным образом прожигал жизнь, пил вино, ухлестывал за красотками. Иногда устраивали потасовки с американцами — те вели себя как хозяева города, и это раздражало нас больше, чем самих французов. О Париж, Париж! Там я впервые узнал, что такое любовь… Вся моя жизнь могла сложиться совершенно по-другому, — старик хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. — Хватит воспоминаний. Никому они не интересны. Предлагаю потанцевать. Вы танцуете танго, милая Кэтрин?

— Танго? — растерялась Катрин. — Почему именно танго?

— Потому что я умею отлично танцевать танго! У меня была прекрасная π репода вательн ица!

— Катрин прелестно танцует танго, — подмигнул ей Булгаков. — В Москве она даже посещала милонги.

Сэр Реджинальд вскочил с места неожиданно легко для его возраста и подошел к музыкальному центру: — Жаль, сегодня нет моей невестки, она недурно играет на рояле. Ничто не сравнится со звуками живой музыки, вы согласны? Вы знаете танго Por una cabeza? Маргарет его обожала.

Зазвучал мягкий голос Карлоса Гарделя, и сэр Реджинальд с учтивым поклоном протянул руку Катрин, и она, не колеблясь, позволила ему обнять себя, с гордостью вспомнив, что ее талия все так же тонка, как и до родов.

Сэр Реджинальд сделал первый шаг и увлек Катрин за собой, словно бригантину — натянутый парус.

Он свободно и стремительно скользил по паркету, сохраняя идеальное расстояние между собой и Катрин, оттого танец его был элегантен и даже изыскан, совсем не похож на ту obscenidad[275], которую она и Мигель учинили четыре года назад на дне рождения Антона Ланского, и последствия которой ей пришлось так долго расхлебывать[276]. Сэр Реджинальд вел Катрин умело, поначалу осторожно, но, так как молодая женщина плавно и непринужденно следовала за ним, осмелел и стал выписывать замысловатые пируэты. Вот он крутанул Катрин вокруг ее оси, и она сумела остановиться точно и резко. Опрокинул ее назад, так, что ей на мгновение показалось, что она ударится затылком о паркет, но Катрин смело оперлась спиной на его руку, в которой мало кто заподозрил бы такую ловкость и силу. Булгаков с улыбкой следил за танцующей женой. «Интересно, — мелькнуло в голове Катрин, — улыбался бы Серж столь же беззаботно, будь сэр Реджинальд ну хоть лет на двадцать моложе?» С этой рискованной мыслью она замерла в очередной кебраде и взглянула в глаза старого джентльмена. И ахнула про себя. Восхищение, молодой азарт и кураж — кто бы мог предположить подобные эмоции в респектабельном господине?.. Еще несколько пируэтов…

Ночью Катрин не могла уснуть. Она ворочалась с боку на бок, от чего Булгаков несколько раз просыпался. Ее мысли, словно очумевшие белки, перескакивали с одного на другое. Перед глазами возникали образы из старой, московской жизни — мама, Антон, Анна… и другие лица, те, которые она предпочла бы забыть. Их сменяли беспокойные мысли о сыне, сладко спящем в комнате напротив. Где теперь можно купить такую же замечательную лошадку на колесиках: деревянную, в яблоках, с мягкими, из конского волоса, гривой и хвостом? Скорее всего, это дорогая старинная вещь и искать подобную следует на блошиных рынках или даже в антикварных магазинах. Наконец ей пришло в голову, что глоток коньяка помог бы ей заснуть. Но для этого следовало спуститься в тот самый музыкальный салон, где они провели такой чудный вечер. Накинув халат и, стараясь не разбудить спящего мужа, она осторожно открыла массивную дверь и выскользнула из комнаты. Дубовые ступеньки чуть поскрипывали под ее легкими шагами. Тусклые лампы освещали и коридор, и лестницу, и Катрин спускалась, не опасаясь оступиться и сломать себе шею. В салоне она щелкнула выключателем и под потолком вспыхнула всеми цветами радуги многорожковая хрустальная люстра. На консоли все так же стоял, переливаясь янтарем, Rémy Martin Louis XIII — настоящий баккара[278] с золоченой пробкой. С трудом подняв тяжеленую бутылку, Катрин стала наливать коньяк в бокал. «Только бы не грохнуть, — мелькнуло у нее в голове. — Стоит, наверно, как половина булгаковской зарплаты». Наконец она управилась с бутылкой и с облегчением пригубила восхитительный коньяк. «М-м… Отлично. Черт, он же старше меня! Когда я в последний раз пила сорокалетний коньяк?!» «Два года назад, — словно услышала она в ответ. — В Булонском лесу. Тебя тогда катали на лодке».