Наследие - Виталий Храмов

– Это божий ребенок! – рявкнул Белый так, что Чума отшатнулась. Ее руки сложились по швам платья, как у нашкодившего ребенка, а Белый махал перед ее носом указательным пальцем, отчитывая ее, как девчонку: – Такого ребенка потерять никак не можно! Поняла, трещотка ты кровавая?! Ты знаешь, какие на него божьи промыслы наверчены? А что будет с тобой и с нами со всеми, коли мы сорвем их замыслы простым и глупым, совсем невместным лихачеством? А? Вертихвостка пустоголовая! Тебе, девка, честь оказана принять в себя ЕГО семя, стать матерью ЕГО сына! А ты? Нис! НИС!! Сын медведя-шатуна и пьяной поломойки! Иди сюда! Ты, бестолочь! У тебя о чем голова забита? Опять пошлостями? Почему жена твоя опять верхом? Почему с коня сигает, будто Андреича вытряхнуть хочет? Что ржешь? Маги вы! Прекратить! Иначе свяжу и до самых родов поленом пролежишь! Оба! Пшли! Пешком! Стой! Ты что так летела сюда?

– Люди! Там! – сказала Чума трясущимися губами. Ей было нестерпимо обидно.

– Командир! – крик издалека. – Люди! Много!

– Зуб! – крикнул Белохвост.

– Сотня! К бою!

Пока крестоносцы сбегались к голове колонны, пока возчие замыкали круг повозок, прискакал Корень с докладом:

– Змеи ведут полон. Много. Больше сотни – точно. Остальных, за пылью, не видно.

– А полон какой, если Змей больше сотни? – удивился Белохвост.

– Та, нет! Змей пара десятков. Конные. Полон – больше сотни.

– Так и скажи! Что наводишь тень на мою голову?! Так, кто не знает, что за построение такое – сеть? Понятно. Зуб! Строишь нашу пехоту и прешь прямо им в лоб. Все, кто умеет верхом, идем двумя отрядами. Правый – веду я, левый – Корень. Обходим Змей, окружаем, отсекаем от полона. Корень, мне надо знать, что там – в пыли. Жалея, готовься принимать людей. Это мои люди. Больше им полон брать неоткуда. Остальных они сожрали уже. Работаем! Тол, Умник, мне прямо очень тесно без связи.

– Какой связи, командир? – удивился Тол. А Белохвост махнул на него рукой.

– Половой, – ответила Чума. – Я могу вас связать, через себя. Но мне тоже нужна с вами связь. Или кровь.

Белый стянул латную перчатку, проколол палец. Чума так слизала кровь, что у командира доспех перестал гнуться. Корень, плотоядно улыбаясь, протянул руки к груди Воронихи, но она ловко проткнула ему ладонь неведомо как и откуда извлеченным кинжалом, слизала кровь. Глянула на Корня вишневыми глазами.

«Позже!» – услышал Корень у себя в голове. От этого он так удивился, что резко похудел, да так, что штаны его сразу повисли, как прежде.

– Нис, со мной! Связным, – отдавал приказы Белый, натягивая перчатку обратно, вертя шлем в руках. – Чума на мою голову! Ты тут. Передатчиком. Синька – тоже! И! Если эта бестолочь ребенка потеряет, я вам матку через горло выдеру! Понятно?

Белый захлопнул шлем, потому не заметил, как из синих глаз брызнул фонтан слез.

– А ты и дальше от него скрывай, – повернулась к Синеглазке повелительница крови. – Разозли его своей тайной.

– Но… я…

– Но ты – дура! – бросила через плечо Чума. – Это его наследник. Он даже не твой. И даже – не его. Он – дитя Мира. Наследник Престола. Если меня за моего же, чужого ему ребенка, готов разорвать, то что он сделает за своего?

– Я думала – не время. Позже… – рыдала Синька.

– Дура, – пожала плечами и Жалея. – Он все просчитывает. Твоя тайна для него – обман. И чем дольше ты скрываешь, тем более ошибочны его расчеты.

– А ты откуда знаешь? – остановилась Чума.

– Мой муж – воевода! – гордо возвестила Жалея, и уже скромнее: – И я – Настоятельница Милосердия. Я учусь у владыки управлять.

– А-а, – вскинула голову Чума, – помочь?

– Да! – горячо воскликнула Жалея, хватая Чуму за рукав, совсем оторвав его.

Жалея в растерянности смотрела на оторванный рукав.

– А, не жалей! Наш мрачный мальчик уже рядом. С подарками. Он меня любит… – Чума улыбнулась, – хоть и боится признаться, даже самому себе.

Слушая весь этот разговор, Синька забыла про слезы.

– А ты еще не поняла, девочка, в какую Игру тебя затащил Старик? – спросила Чума, фыркнула, пошла, но остановилась, крикнула Жалее: – Мне нужна связь с твоим воеводой. Не осерчаешь?

Радость испарилась с лица Матери Милосердия, глаза ее забегали. Но она сжала кулаки, стиснула зубы, прорычав:

– Раз для дела надо – не осерчаю! – А потом и вовсе махнула рукой: – Не сотрется!

Чума залилась своим безумным смехом, махнула рукой Жалее:

– Пошутила я! Капли крови хватит. Хотя… Ты же сама позволила!

И видя перепады чувств на лице не умеющей скрывать эмоции Жалеи, Чума опять закатилась своим незабываемым, чарующим смехом. Идущий навстречу ей строй сбился с шага, невольно все стали улыбаться, любуясь молодой, сочной женщиной, совсем не стесняющейся своего тела. И каждый из этих воинов согласился бы, спроси у них, что такого тела стесняться – грех, а прятать его – издевательство над чувствами мужчин.

«А носить такое «платье» – издеваться над нашими телами!» – подумал Зуб, широко раскрытыми глазами запечатлевающий прелести мага крови. А когда она взяла его кровь, он, с лицом цвета ее платья, несколько минут стоял столбом, испытывая те же сложности с потерявшей гибкость броней.

«Благодарю, – раздалось в голове Зуба, – мне приятно, что такой видный муж удостоил бедную девушку таким плотным вниманием».

Ругаясь и отплевываясь, Зуб побежал догонять строй.

* * *

Первым, уже привычно, вывалился из портала Ястреб. С обнаженным мечом, полностью закованный в латную сталь.

Молот не оставил свою мечту, а Камень вообще грезил полным латным доспехом. И о возрождении искусства производства Брони Стражей Драконов. Вот их первый опытный образец и испытывал теперь Ястреб.

Как Андр и наказывал, они научились соединять кольца в неразрывный круг. Но Молот помнил и опыты отца по сплющиванию колец, потому кольца в кольчугах работы НИИ были неразрывными, квадратного сечения. Опытным путем кузнецы выявили, что такое кольцо намного прочнее простого, круглого сечения. Грани придают ему дополнительную прочность, при таком же весе. Так что одна кольчуга на Ястребе уже защищала его лучше, чем Бессмертных императора их легендарная кольчужная броня плотного плетения, настолько хорошо защищавшая их от ран, что их именно так и прозвали – Бессмертными. Правда, и лица их были закрыты личинами, а количество в полках постоянно, оттого, возможно, и казалось, что полки Бессмертных и не имеют потерь.

Но поверх кольчуги у Ястреба были и латы. Панцирь на груди состоял из двух пластин, на груди и на животе, обжатых по телу, двигающихся относительно друг друга в пазах, соединенных шипами. То же – на спине. Только пластины тоньше и собраны так, что тело вперед гнется, а назад – только до определенного предела. Кроме этого, латные наплечники, наручи, поножи, новый шлем, хотя и привычной «Y»-образной формы разреза, ставшей отличием Красной Звезды, но с пиковидным шипом на верху шлема, на макушке, длинным, как наконечник метательного копья. Шлем был украшен гравюрой медью по стали – это мастер Ним творил, реализую свою художественную тягу к прекрасному, рисовал, но как кузнец – не кистями по холсту, а металлом по металлу. И со стальными, серыми крылышками сокола по бокам шлема.