Кудеяр. Аленький цветочек - Феликс Разумовский

– Россия – родина «Кама-сутры». – Виринея зевнулаи закурила. – Отвали, Додикович, достал.

Пришлось отвалить. Женя перебрался на другой валун и сталсмотреть, как Глеб с Иваном, раскупорив «Светлячок», после некоторой возниизвлекли из него тоненький зеленовато-голубой луч. На ярком солнце этот луч былпочти незаметен, но дырочку в подставленном булыжнике проплавил безо всякойнатуги. Женя не заинтересовался. Изменять родному «Вампиру» с новомоднойигрушкой он всяко не был намерен. Баловство. Сплошная демаскировка…

Полчаса пролетели очень быстро.

– Подъём! – скомандовал Скудин.

Опять пришлось лезть в гору, причём, по закону стервозности,эта новая гора была существенно круче Чёрной тундры. Зато скоро выяснилось, чтоесли на море, согласно приметам, женщина приносит неудачу, то над его уровнемдело обстоит совсем наоборот. На полукилометровой высоте, на голом гребне, гдедаже сосны отчаялись уцепиться за скалы, Виринея нашла огромный дольмен.[105] Он напоминал скворечник из тщательно обработанных каменныхплит. Такие обычно устанавливают в местах пересечения подземных потоков. Азначит, появлялся шанс найти проходы в недра горы!

– Работаем! – Звягинцев, оставшийся было внизуждать результатов, мигом забыл про покалеченную ногу и на удивление быстроприсоединился к молодёжи. Альберт азартно вытащил рамки, Веня с Виринеейвключили аппаратуру…

Увы.

Всё повторилось в точности как на Чёрной тундре. Сейсмоволныоказались бессильны. Гравиметр показал наличие пустот на небольшой глубине:бери лом и долби, может, что-то найдёшь. Альбертовы рамки заставили его усомнитьсяв своих способностях экстрасенса. Остальные замеры дали аналогичные результаты:несколько повышенная по сравнению с фоном радиация и интенсивное излучениепотока магнитной энергии. И ради этого они пёрлись в гору, таща на себецентнеры приборов?..

Привал сделали в холодке, у мощного снежника, неистаивающего даже в самое жаркое лето. Из-под толстого грязно-белого панцирявырывался бурный ручеек и, журча, играя на солнце, сбегал по скалам вниз, ксвященному озеру. Вода в ручейке была холодная и прозрачная, как горныйхрусталь.

На «Шмеле» вскипятили чайник, развели лапшу-трёхминутку,разогрели тушёнку… ели, впрочем, без обычного весёлого трёпа, настроение былоне то. Лев Поликарпович вряд ли замечал, что именно жуёт: мыслил, анализировалситуацию. Молодые учёные откровенно переживали, спецназовцы тактично непоказывали виду, что им было, в общем-то, наплевать. Кудеяр, если можно таквыразиться, вовсе пребывал в другом измерении. Знать, вчерашний разговор сбабушкой не прошёл для него даром: этой ночью ему вновь приснился страшный имучительный сон. Лабораторный зал, охваченный удушливым пожаром… Маша,почему-то на верхотуре железного шкафа, отбивающаяся от огня свёрнутым рабочимхалатом… И стеклянная стена, не дающая Кудеяру к ней подойти… Господи, какой пожар,какой рабочий халат, если через миг после взрыва уже не было совсем ничего,кроме сажи на потолке?.. Иван давно привык взвешивать свои сны на предметскрытых сигналов подсознания, а потом выкидывать из головы. Это был явно не тотслучай. И звучали, звучали в ушах слова вещей бабы Томы: «При живой жене… непрервётся род Скудинский…»

Ох, Маша…

– Ну? Двести двадцать? – Гринберг допил чай ижизнерадостно улыбнулся Виринее. Тут же всё понял и отправился за толщу фирна[106] отлить. Расстёгивая штаны, Евгений Додикович циничноподумал, что надо было прибавить после паузы: «…тысяч». Усмехнулся и принялсямочиться на девственно белый снег. Природная наблюдательность, отточеннаяспецобучением, не оставила его даже во время этого сакрального акта. Закончив,он присел на корточки, внимательно присмотрелся… и, встав на четвереньки, безмыла ввинтился в узкую и наверняка опасную щель под тяжёлым смёрзшимсяпанцирем. Будь эта сопка посещаемой туристской достопримечательностью, возлещели наверняка красовалась бы запретительная табличка на основных европейскихязыках. Однако капитан Грин хорошо знал, что делал. Через мгновение из-подтолщи снежника донёсся его ликующий вопль:

– Ну, бляха муха!!!

Прибежал народ. Осторожно расширив щель, залезли внутрь инемедленно остолбенели. Ледовый панцирь лежал на полуразрушенных стенах,образующих анфилады помещений явно искусственного происхождения. Сквозьполупрозрачные своды пробивались солнечные лучи, дробившиеся в ледяныхкристаллах на все цвета радуги. Настоящий сказочный дворец, хоть фильм снимайпро Снежную королеву!

– «Счастье есть! Его не может не быть!» – в восторгепроцитировала Виринея. Евгений Додикович, приблизившийся было на критическоерасстояние, был ею немедленно послан перетаскивать аппаратуру.

Очень скоро в одном из залов отыскался глубокий и сухойколодец. Он был идеально круглым по форме и насчитывал метра полтора вдиаметре. Казалось, кто-то пробурил скалу огромным сверлом, установленнымстрого по вертикали.

– Ага! Геоактивная зона! – Держа в руках рамки,Альберт стал описывать круг около колодца… и в какой-то момент замер на местеот изумления. – Ни хрена себе поле-то!

Рамки бешено крутились, порываясь утянуть с собой его руки.

– Попрошу гравиметр! – У Звягинцева был видохотника, взявшего на мушку редкую дичь. – Включайте сейсмограф!

…И опять без толку. Ортодоксальные методы почему-то терпелиполное фиаско, горные недра прочно блокировала явная чертовщина, оказавшаяся непо зубам академической науке. Скрепя сердце начали действовать по старинке,дедовскими методами.

– Как сказал мой оппонент на кандидатской защите, –проворчал Лев Поликарпович, – накрутили зачем-то техники, когдадиссертацию с одним термометром можно написать…

Для начала в колодец бросили камень, собравшись по временипадения вычислить глубину. Не получилось. Никаких звуков – булыжник канул, какв вату. Посветили вниз фонарём… Луч словно увяз в непроглядной темноте, недостигнув дна. Фонарь, между прочим, был фирменный, с галогенной лампой иотличной фокусирующей линзой, бивший весьма далеко… Кончилось дело тем, чтоГринберга обвязали верёвкой, дали в руки видеокамеру и стали малой скоростьюспускать вниз, время от времени спрашивая:

– Женя, ну как?

– Кверху каком, – ворчал Евгений Додикович, –не видно ни шиша.

Альберт кусал губы, вспоминая своё горно-туристское прошлое:он полагал, что в таинственный колодец следовало бы спуститься ему, но егокандидатуру не стали даже рассматривать, и Альберту было обидно.