Бой вечен - Александр Афанасьев

Потом отец исчез, исчез примерно на месяц. Потом он появился – и мы переехали в Воронцовский дворец на какое-то время, но очень ненадолго. Потом отец и мама уехали… а потом они погибли. Я хоть был и маленький – но я почему-то отчетливо все понял. Что ни мамы, ни отца больше нет на земле, и отец больше никогда не придет, и мы не поедем все вместе кататься на яхте. И у меня больше нет никого – кроме дедушки и Его Величества.

А Его Величество – тогда Александр Пятый был еще относительно молод – присутствовал на похоронах, это я помню точно.

Севастополь

Матросский мальчишеский костюм и черное платье бонны, которая крепко держала меня за руку и всхлипывала. Черные с золотым шитьем парадные мундиры старших офицеров флота, у некоторых – черные орлы на погонах, адмиральские орлы. Дедушка – на нем тоже был черный с золотом мундир с черными орлами – взял меня за руку и подвел к бородатому человеку… я не знал, что это и был Александр Пятый, Его Величество Император. Он погладил меня по голове и что-то негромко сказал деду. Дед резко ответил…

Потом были залпы – не винтовочные, пушечные. И два гроба – накрытые флагами с черным орлом.

Когда я подрос – я вспомнил этот эпизод и спросил у деда, о чем они разговаривали с Его Величеством. Дед сказал: Его Величество спросил, прервалась ли династия Воронцовых-флотоводцев. Дед ответил – никак нет.

На следующий год – летом, меня привезли в имение Романовых, в Ливадию. Там был парнишка – мой одногодок, с которым мы сразу начали спорить относительно того, что за корабль мы видим на горизонте. Пять лет – а все туда же…

Это и был Цесаревич Николай.

– Мой отец в это время был в Польше… – несколько неуверенно сказал я. – В Польше был большой рокош, всех, кого только можно, направили туда на восстановление порядка. Есть записи в его личном деле.

Юлия улыбнулась.

– Много ли правды можно почерпнуть из твоего личного дела? А из моего?

– Черт, он был там! – вспылил я. – Я разговаривал с дедом, я разговаривал с его сослуживцами. Его отозвали оттуда, потому, что рокошане начали охоту конкретно на него.

– Не слишком серьезный повод для отзыва. Тем более что охотились там на всех, кровь за кровь, смерть за смерть…

– Но он приезжал домой! Летом! Ранним летом!

– На пару дней. Я не думаю, что нижние чины в восемьдесят втором сносили по паре ботинок, расследуя приключения твоего отца в Италии и Ватикане…

Я уже… дошел до кондиции… но тут мне на глаза попался еще один лист. Длинный столбик фамилий – шестнадцать, и две – дописаны от руки. Поднеся его к глазам – я похолодел…

10. Цезарь Полетти, барон.

14. Карло Альберто Далла Кьеза, генерал карабинеров.

Последним, от руки, чернилами был вписан Пьетро Антонио Салези ди Марентини, аббат, работающий в Ватикане.

Имена Салези ди Марентини и барона Цезаря Полетти назвал мне детектив, бывший контрразведчик и офицер финансовой гвардии Марио Джордано. Разобраться в этой истории он не успел – его тоже убили…

Полетти. Далла Кьеза. Салези ди Маретини…

Прищурившись, я посмотрел на лист, затем положил его обратно. Из стоящего неподалеку принтера достал лист чистой бумаги, присел за стол, начал писать. Юлия с тревогой наблюдала за мной…

Поставив свой росчерк, я помахал листом бумаги, чтобы просохли чернила. Подвинул бумагу Юлии.

– Что это?

Она не прикоснулась к листу.

– Прошение об отставке.

– Ты…

– Нет, я не сошел с ума, – сказал я, опережая ее мысль, – я в здравом уме и трезвой памяти, как никогда. Будь любезна, когда будешь в Санкт-Петербурге, отправь это в Собственную, Его Императорского Величества Канцелярию. Если не трудно.

– Тем самым ты оскорбляешь Его Величество.

– О, наоборот. Я избавляю его от тягостного объяснения перед концертом мировых держав за мои поступки. Все, что он должен будет сделать, – показать сию бумагу. Это страховка, прежде всего для Его Величества.

– Что ты намерен делать?

– Разобраться в этой ситуации. До конца.

– А как же… деньги… Тимур, это же твое дело. Ты что, его бросишь?

Для дворянина бросить так дело, да еще такое, какое поручил ему лично Император, было бесчестием.

– Нет, не брошу. Это одно и то же. Тимур… Ди Марентини, Полетти… Деньги в Риме. И в Ватикане. Мы охотимся за слугами – в то время, как надо обратить внимание на господ. Господа – это те, у кого деньги. Пока есть деньги – есть террор, есть боевики, есть взрывчатка. Мы можем уничтожать их сколько угодно и как угодно – но пока есть деньги, будут появляться новые и новые. Не будет денег – не будет ничего. Все прекратится.

– Что ты будешь делать? Я должна знать.

– Лучше тебе не знать. Ничего не знать. Я подозреваю, что все, кто что-то знал, уже на том свете.

– А мне, что делать?

– Спрячь это. Попробуй узнать, живы ли Параскун и Грицевич. Но очень осторожно. Не сама, поручи это кому-то. Да… возьми вот это…

Я достал из кармана стальной, отшлифованный прямоугольник коммуникатора «Нева», положил рядом с бумагами.

– Зачем это?

– На память обо мне…

Итальянский полуостров – средоточие истории, один большой архитектурный памятник, перекресток миров. В древние века – это было колыбелью цивилизации, цитаделью Римской Империи, покорившей половину известного мира, в средние века – скопищем государств… наверное, нигде феодальная раздробленность не была доведена до такого абсолюта, как на итальянском «сапожке». Во времена Возрождения – именно отсюда шел живительный свет, пролившийся на всю Европу и избавивший ее от мракобесия и убожества средневековья. В двадцатом веке – веке стали и крови – итальянцы почти воссоздали Римскую Империю, и во всяком случае – отстояли свою метрополию. Так что к событиям, имеющим историческое значение, здесь было не привыкать…

Удивительно, но совершенный в столице государственный переворот произвел малое действие на всю страну. В Милане, промышленном центре Италии и одновременно центре инакомыслия и вольнодумства в салонах мрачно говорили о возрождении фашизма в самом неприглядном его величии, интеллектуалы обменивались колкими замечаниями в жалких попытках копирования британцев и хором жалели депутатов, над которыми открыто надругалась военщина – при том, что депутаты были далеко не девственными в этом смысле, и если что и могло их возмутить, так это то, что надругались над ними бесплатно. В гаванях дорогих марин поубавилось яхт, владельцы которых решили переждать политические бури подальше от своей родной земли. Вероятно, каждому из них можно было без труда предъявить обвинение в коррупции – но в то же самое время уже новые коррупционеры топтали тропинки к старым кабинетам с новыми хозяевами. Коррупция в Италии не преступление, это образ жизни, по меньшей мере – на юге…