Без тебя - Келли Риммер

– Еще рано, Лайла.

Взяв мою руку, она поднесла ее к своим губам.

– Пришло время, Каллум. Разбуди ее, а меня вынеси на террасу.

* * *

Она уговорила меня вынести ее наружу полюбоваться рассветом. Просьба не была особенно затруднительной, учитывая какой худой и слабой теперь она стала. Еще раньше, пока я был в саду, она выдернула из руки иглу капельницы. Помню, впрочем, что я долго спорил, опасаясь, что холодный воздух может ей повредить.

Но эти красивые голубые глаза смотрели на меня так умоляюще… Если бы Лайла попросила меня, извернувшись, откусить себе яички, не исключено, что я подчинился бы, поэтому непродолжительная прогулка на террасу проблемой не стала. Снаружи все же было довольно прохладно. Я завернул ее маленькое хрупкое тельце в стеганое одеяло. Помню, как мы проходили мимо лэптопа, лежащего на столе. Она наклонилась, из-за чего я едва не потерял равновесие, и захлопнула его крышку. Пока я нес ее по дому, Лайла звала мать. Распахнув застекленную створчатую дверь, я усадил ее в плетеное кресло. Она стала не тяжелее птенца. Темнота уступала место бледному сиянию поднимающегося на горизонте солнца. Лайла все время улыбалась.

– Это идеально, – прошептала она, прижимаясь к напряженным мышцам моего предплечья.

Я не осмелился ее отпустить и придерживал, пока она садилась в кресло. У нее до сих пор была довольно высокая температура, но по сравнению со вчерашним днем больной Лайла почти не казалась. Несмотря на холодный воздух, дышалось ей куда лучше. Состояние ее совсем не соответствовало прогнозам Линн.

– Идеально для чего? – спросил я.

Меня приводило в недоумение несоответствие между ее словами, трепетным, пахнущим мандаринами дыханием на моем лице и просветленным, вполне довольным жизнью выражением ее лица.

Пета решилась выйти из дома на холодную темную террасу.

– Что такое? – спросила она.

Спросонья она говорила настолько невнятно, что речь матери ничем не отличалась от речи дочери.

– Не знаю, – ответил я.

Лайла позволила шуму волн, разбивающихся внизу о берег, заполнить паузу, наступившую после вопроса.

– Я скоро умру, мам, – наконец тихо сказала Лайла.

Услышанное коренным образом изменило мое восприятие происходящего.

– Ты не можешь знать наверняка, – порывисто произнес я.

Я сильнее сжал ее тело в своих объятиях. Она слабо покачала головой, покоящейся у меня на плече.

– Я знаю, Каллум.

Пета протиснулась в узкое пространство с другой стороны от дочери. Я почувствовал, как ее руки скользят, обнимая Лайлу.

– Прощай, мой красавица-доченька, – прошептала она. – Я горжусь тобой. Ты смогла поступить так, как надо.

Воцарилось молчание. Я еще до конца не проснулся. Мной овладели замешательство и душевные терзания… А потом я осознал, что дыхание Лайлы постепенно замедляется… Промежутки между вдохом и выдохом становились все продолжительнее… Прямо в моих объятиях та, которую я всеми силами желал удержать в своей жизни, ускользала из нее. Я обнял ее крепче и уткнулся лицом ей в волосы.

– Пожалуйста, Лайла, – прошептал я.

Я разрыдался у нее на глазах. Это уже не напоминало несколько непрошенных слезинок. Я утратил над собой контроль. Лайла пришла в себя. Первые настоящие лучи осветили горизонт. Она взглянула на меня и улыбнулась.

– Это того стоило, Каллум… стоило задержаться на несколько лет, чтобы тебя встретить…

Голос ее был ужасно слабым. Затем ее веки затрепетали и закрылись. Я встряхнул ее. Пета сильно сжала мне руку. Поверх головы дочери она окинула меня таким взглядом, что я умолк.

Смерть пришла, и я не мог и не должен был с ней бороться.

– Я тебя люблю, – прошептал я.

Возможно, я это прокричал… Не знаю. На ее сонном лице еще на мгновение застыла легкая улыбка, а потом время между ее едва слышными вздохами стало увеличиваться все быстрее. Оно растянулось до нескольких секунд… А затем я убедился, что она мертва.

Но я все ждал и ждал, когда же Лайла снова очнется. Солнце поднялось над горизонтом. Теперь мы сидели в гробовом молчании. Я поймал себя на том, что с замиранием сердца вслушиваюсь, не начнет ли она снова дышать. Нет, не начала. Вдруг воздух со свистом покинул ее легкие. Этот звук потом в течение долгих месяцев звенел у меня в ушах.

Лайла, моя милая Лайла, непревзойденная Лайла умерла на рассвете.

* * *

Когда я вновь обрел способность двигаться, я отнес тело Лайлы обратно на постель. Мне показалось, что теперь она стала даже немного легче той живой Лайлы, которую я полчаса назад выносил на террасу.

Меня охватило какое-то странное оцепенение. Должно быть, это был шок: внезапно все душевные терзания, вызванные невосполнимой утратой, схлынули, а их место заняло умиротворение. Я положил ее на серые измятые простыни, испещренные пятнами пота, появившимися минувшей беспокойной ночью. Я осторожно выпрямил ее ноги и руки. Поверх ее хлопчатобумажной пижамы был накинут голубой халат. Она, конечно, выглядела бледной, но она всегда казалась очень бледной. Я отошел от нее лишь для того, чтобы найти небольшое чистое полотенце. Смочив его в теплой воде, я присел на кровать рядом с Лайлой, провел полотенцем по ее лбу, пригладил волосы, которые свалялись за ночь, а затем слегка протер ее лицо и увлажнил обе руки. Потом я застыл, словно ждал, не откроет ли Лайла глаза, не рассмеется ли тому, что я попался на ее розыгрыш, или вдруг пошевелится, пробудившись от глубокого сна.

Когда дверь, ведущая на террасу, закрылась и к нам присоединилась Пета, я вздрогнул и наконец позвонил в скорую помощь.

Пета пошла прямиком к дивану, стоящему в гостиной. Пока я ожидал подле тела Лайлы, Пета рыдала так, словно сердце ее рвалось прочь из тела. Я сидел, держа руку Лайлы, и думал о Пете и всех ее недостатках. Она переживает эту утрату уже во второй раз. Линн, скорее всего, права: Пета постепенно со всем справится, но сейчас она была такой же опустошенной, как я и Лайла.

* * *

Когда приехала скорая помощь, я встретил медиков у входной двери. Они последовали за мной в дом. Вся бумажная работа прошла в относительном молчании за барной стойкой под аккомпанемент рыданий Петы. После этого я провел медиков в спальню и сам положил на носилки труп Лайлы. Медики остались в моей памяти смутными тенями, но я все равно испытываю огромную благодарность к ним за то, с каким уважением они вели себя по отношению к телу Лайлы.

Когда ее не стало, в доме тотчас же образовалась зияющая пустота. Это я почувствовал сразу же. Весь день был пропитан горем. Часы тянулись мучительно медленно, а затем растворялись, ничего после себя не оставив. Один из тех дней, когда, проснувшись утром, ты первым делом думаешь, что все это всего лишь плохой сон, но жжение в глазах и тяжесть в груди доказывают тебе, что происходящее – реальность.