Ныряющие в темноту - Роберт Кэрсон

Все еще ничего не понимая, он нашел метлу и стал подметать. Практически ничего из выставленного на полках не уцелело. Он продолжал мести. Среди мусора он увидел блестящий серебристый металлический предмет — это был кислородный баллон акваланга эвакуации, но он больше не был цилиндрическим и запаянным, теперь он был плоским, как вскрытый и выдавленный тюбик зубной пасты. «Проклятье, — подумал Чаттертон. — Взорвался кислородный баллон. Эта штука была действующей. Акваланг эвакуации поднял на воздух мой гараж».

Чаттертон внимательнее осмотрел расплющенный цилиндр. Взрыв сорвал с него полувековое наслоение — то, что нельзя было удалить обычным стиранием. Чаттертон поднес баллон ближе к глазам. На расплющенном металле была отпечатана надпись: 15.4.44.

Чаттертон тут же сообразил, что означает эта надпись, и побежал в дом, чтобы позвонить Колеру.

— Ричи, дружище, кислородный баллон взорвал мне гараж, — сказал он.

— Что?

— Акваланг для экстренной эвакуации. Помнишь кислородный баллон? Он был все еще заряжен. Я оставил его просохнуть в гараже. Наверное, он взорвался из-за коррозии. Все мои вещи с «Дориа», которые были в гараже, уничтожены. Мой гараж напоминает зону боевых действий. Но взрыв дал нам ключ, на баллоне есть дата: пятнадцать-точка-четыре-точка-сорок-четыре — по-европейски это означает 15 апреля 1944 года. Это дата гидростатического испытания, дата, когда баллон проверили и сертифицировали как годный.

— Это значит, что лодка вышла в море после 15 апреля 1944 года, — сказал Колер.

— Точно.

— Я мигом к тебе.

Чаттертон вернулся в гараж. Он взял метлу, но мести не мог. Только теперь до него дошло, как ему повезло с этим спасательным аквалангом. Он держал его целый час в сумке, проходя декомпрессию, вплотную рассматривал его на борту «Искателя», держал его вблизи бензобака своего грузового пикапа, двигал его по гаражным полкам. Пока он ждал Колера, его сознание полностью занимали две мысли. Во-первых, становилось очевидно, что их затонувшая лодка — это «U-857», которая вышла в поход в феврале 1945 года. И во-вторых, ныряльщики, по всей видимости, подошли к разгадке тайны слишком близко, и, как бы безумно это ни звучало, возможно, погибшие подводники начали защищаться.

Через несколько часов после взрыва в гараже Чаттертон позвонил майору Грегори Вайденфелду, историку Гражданского воздушного патруля, который упорно доказывал, что два обычных гражданина на частном самолете потопили немецкую подлодку в районе Нью-Джерси в 1942 году.

— Послушай, Грег, — сказал Чаттертон. — Мы нашли дату гидростатических испытаний спасательного акваланга, которая доказывает, что потопленная субмарина оказалась в этом месте в период после 15 апреля 1944 года. Это исключает вероятность того, что это была ваша подлодка. Мне жаль.

Некоторое время Чаттертону казалось, что он слышит, как Вайденфелд пытается взять себя в руки. Он не помнил никого, кто с таким пылом защищал воспоминания людей, обойденных почестями.

— Спасибо, Джон, — произнес Вайденфелд. — Это значит, что там есть еще одна субмарина, которую вам предстоит найти.

Через несколько дней Чаттертон получил известие о том, что его друг, ветеран подводной войны, Карл-Фридрих Мертен скончался в возрасте восьмидесяти семи лет. Известие не было неожиданным, поскольку Мертен болел последнее время. И Чаттертон знал, что с уходом из жизни Мертена, а также после прощания с Вайденфелдом закрылась одна из страниц в исследованиях ныряльщиков. В течение года Чаттертон, Колер и Юрга считали «U-157» (благодаря информации от Гражданского воздушного патруля) и «U-857» (благодаря сведениям Мертена о его соратнике Вайнгертнере) наиболее вероятными решениями разгадки. Они полностью свыклись с этими версиями и считали этих людей друзьями.

Погода и другие фрахты не позволили «Искателю» вернуться к «U-Who» до 31 июля. Поэтому ныряльщики едва могли усидеть на месте после того, как судно через два месяца после первой в этом сезоне экспедиции наконец вышло в направлении затонувшей подлодки. Это будет поход, когда Паккер и Гатто начнут поднимать трофеи из дизельного отсека.

На следующее утро Чаттертон и Колер нырнули и направились в сторону носовых отсеков субмарины — места, где, как они все еще полагали, можно найти предметы, идентифицирующие затонувшую подлодку. Как и раньше, Чаттертон внимательно рассматривал место, наполненное обломками. В жилом отсеке командира на самом видном месте он увидел бинокль. «Я был тут много раз, но никакого бинокля не было, — думал Чаттертон. — Я никак не мог его пропустить». Чаттертон поднял бинокль и поднес его к маске. Оптика частично отсутствовала, и большая часть прибора была покрыта морской растительностью. Если бинокль принадлежал командиру, возможно, под слоем налета было его имя. Последующие поиски Чаттертона многого не принесли. Все это время он думал о том, как символично было найти бинокль во время спуска, посвященного созерцанию.

Колер продолжал поиски в унтер-офицерском отсеке. Он тщательно избегал кладовочки, где были аккуратно расставлены ботинки подводников, а также других зон в отсеке, полных человеческих останков. В куче ила он увидел предмет, который принял за чашу, и поднес его к маске, чтобы рассмотреть. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что он держит в руках череп. Ил высыпался из глазниц и носовой полости. Год назад он поддался бы панике и швырнул бы этот череп назад в груду обломков. Но теперь он продолжал держать его и смотреть ему в глаза. «Я сделаю все, что в моих силах, чтобы установить ваши имена, — произнес Колер вслух. — Ваши семьи должны знать, где вы».

Пора было покидать затонувший корабль. Он взял череп и осторожно положил его так, чтобы тот мог смотреть внутрь отсека и на своих товарищей.

На поверхности Чаттертон и Колер отмывали бинокль. Прибор не был никак помечен. Теперь им не оставалось ничего, кроме как ждать возвращения Паккера и Гатто, отправившихся работать в многообещающем дизельном отсеке. Через час эта команда поднималась по трапу. Сумку Паккера распирало. Он раскрыл сетчатый контейнер и вынул оттуда манометр величиной с суповую тарелку — один из приборов, который, как знали из книг Чаттертон и Колер, имел на себе номер субмарины. Ныряльщики сгрудились, чтобы лучше все видеть. На алюминиевой шкале манометра были выгравированы орел и свастика. В остальном шкала имела только соответствующие слова и цифры. Паккер протер корпус манометра, и он почти рассыпался у него в руках. Так же, как в случае с табличками на задвижках торпедных аппаратов, прибор был изготовлен из дешевого недолговечного металла, который Германия применяла в конце войны из-за недостатка сырья. Вывод был неутешительным: другие предметы внутри дизельного отсека, включая опознавательные бирки, были, скорее всего, сделаны из такого же низкосортного материала и вряд ли пережили воздействие морской среды.

Сильнейшие течения заставили сократить по времени большинство из последующих погружений. Этим вечером, когда «Искатель» разрезал черно-голубую Атлантику по пути к Бриллю, мало кто из ныряльщиков мог придумать, о чем говорить. В рулевой рубке, пока Нэгл ворчал: «Эта проклятая подлодка…», Чаттертон сделал короткую запись в своем дневнике: «Что дальше?»