Экзорцисты - Джон Сирлз

– Очевидно, вовсе не Пенни оказывает на нашу жизнь дурное влияние. Твоя сестра все контролирует. И вкладывает идеи тебе в голову. Я устал от этого.

Мама не поднимала глаз от пола.

– Но, Сильвестр, разве мы не можем попытаться еще один раз? Ей остался один год в школе.

– Мы уже об этом говорили. Мы сделали достаточно попыток. Роуз пора вправить мозги.

Я открыла рот, чтобы убедить их никуда не увозить Роуз, но знала, что ничего не добьюсь. Поэтому я повернулась и побежала наверх в комнату сестры. Когда я туда вошла, светло-коричневый чемодан, которым мы пользовались вместе, лежал на полу, а сверху валялась груда ее одежды и черные теннисные туфли. Я подумала, что она начнет на меня кричать, но Роуз молчала. Она брала разные вещи и бросала их в чемодан: стопку пластинок «тяжелого металла», несколько оплывших свечек, блок сигарет, спрятанный в шкафу, и даже старый глобус. Я молча смотрела на нее, пока она не засунула руку под кровать и не вытащила забытую лошадку. Снежно-белую, с мерцающими голубыми глазами и гривой, сделанной из миниатюрных белых перьев, похожих на индейский головной убор. Она последовала моему примеру и попыталась отломать ногу. У нее ничего не получилось, и тогда она дернула две ноги в разных направлениях, как грудную куриную кость, – с тем же успехом.

– Вот, Сильви. – Она протянула лошадку мне. – Пусть последняя уцелевшая лошадка останется у тебя. Напиши мне, как долго она будет такой после того, как я уеду.

– Куда ты уезжаешь?

– В тюрьму. Или нечто очень похожее на тюрьму.

– Я серьезно, Роуз.

– В какую-то школу. Кажется, она называется школа Святой Иулии. Спроси у мамы и папы.

– Давай поговорим с ними еще раз. Убедим не делать этого…

– Слишком поздно, Сильви. В особенности если учесть, что с самого начала их старалась переубедить ты. К тому же это не так неожиданно, как кажется. Папа давно задумал меня туда отправить. Он нашел для меня место и только ждал, когда я совершу ошибку. Но оказалось, что мне и не нужно. Ты все сделала за меня. Наверное, мне следует тебя поблагодарить, ведь в любом другом месте мне будет лучше, чем здесь.

Внизу пронзительно зазвонил телефон. Должно быть, кто-то быстро взял трубку, потому что после второго звонка все стихло.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала, – сказала я сестре.

Роуз попыталась закрыть чемодан, но в нем было слишком много вещей. Она вытащила глобус и часть одежды и отбросила в сторону. После этого я помогла ей, присев на чемодан сверху.

– Нет, хочешь, Сильви, – сказала она, когда оба замка защелкнулись один за другим. – Ты просто еще не знаешь. Без меня жизнь здесь станет заметно спокойнее.

– Но когда я тебя снова увижу?

– Это вопрос к маме и папе. Могу спорить, они скажут, что нужно подождать до тех пор, пока я не исправлюсь. Ведь они все время говорят обо мне глупости. В любом случае позволь дать тебе совет: ты помнишь про их любимое правило – мы можем им рассказывать обо всем?

Я кивнула.

– Не верь в него.

Она застегнула последний ремень, показывая, что разговор закончен, встала и пошла к двери. Должно быть, она хотела остаться на несколько минут одна, но я задержалась еще немного, глядя на маленькую спальню, в которой уже не чувствовалось присутствия Роуз.

– Знаешь, что я тебе скажу, малявка? Я всегда знала, что ты умная. Но ты еще и очень смелая. Бросить куклу в колодец!

Сейчас, сидя на набитом чемодане, я не чувствовала себя смелой. Пожалуй, глупой. Но какой смысл говорить об этом сестре? Когда я встала и прошла мимо Роуз в коридор, мне хотелось ее обнять. Но мы с ней уже давно не обнимались, и я не знала, как она на это отреагирует.

– Мне жаль, что я все испортила, – вместо этого сказала я.

Роуз отвернулась и посмотрела на чемодан, которым мы пользовались вместе во время путешествий с родителями.

– Не беспокойся, малявка. Ты не во всем виновата. А теперь оставь меня одну, чтобы я могла здесь закончить.

Я не хотела, но молча повернулась и ушла в свою комнату. Оказавшись там, я присела на край кровати, рассеянно поглаживая мягкие перья последней уцелевшей лошадки. И все это время думала о Пенни в колодце. Несмотря на желание мыслить рационально, я все еще опасалась, что кукла оказывает на нас влияние, хотя лежит в холодной темной воде.

Бум-бум-бум — я слышала, как сестра тащит чемодан вниз по лестнице. Я должна была предпринять еще одну попытку, чтобы не дать ей уехать. Но, когда я подошла к окну и увидела возле дома автомобиль с открытым багажником, я поняла, что обратной дороги нет. Отец и мама стояли у дороги и изучали содержимое почтового ящика, который какая-то машина сбила с шеста. Мусорные баки были тоже перевернуты, но родители не обращали на них внимания. Я смотрела, как отец поднимает почтовый ящик, осматривает покоробленные стенки и помятый красный флажок, который продолжал вращаться. Отец попытался повесить ящик на место, но он покачался и снова упал. Отец раздраженно пнул его ногой.

Затем открылась входная дверь, из дома вышла Роуз, стащила чемодан с крыльца и понесла его к машине. Несмотря на больную спину, отец подошел к ней, взял чемодан и засунул в багажник. Когда он собрался сесть за руль, мама достала из кармана кофточки конверт и протянула Роуз. Сестра стала отказываться, но мама настояла на своем и засунула его в карман Роуз. А потом сделала то, что побоялась сделать я, – обняла Роуз и прижала ее к себе. Но сестра не ответила, продолжая стоять, словно застывший обезглавленный шест от почтового ящика.

Дальше все произошло быстро: Роуз села в машину и пристегнула ремень. Отец последовал ее примеру и дал задний ход. Когда машина выкатила на подъездную дорожку, я помахала рукой сестре, мне очень хотелось, чтобы она подняла голову, посмотрела на меня и помахала в ответ. Но этого так и не произошло, хотя я продолжала махать даже после того, как «Датсун» выехал на улицу и умчался прочь.

Я еще долго стояла и смотрела на пустую подъездную дорожку, а мама задержалась на лужайке, глядя им вслед, словно надеялась, что они вернутся. Я видела маму плачущей только в тех редких случаях, когда она вспоминала о смерти своего отца. Но сейчас она вытирала слезы. Я больше не могла этого вынести, вернулась к своему письменному столу и начала сортировать отломанные лошадиные ноги. Наконец мне удалось разложить их в ряд, приготовив к необычной хирургической операции, к которой я уже начала привыкать.

Мне потребовалось несколько часов, чтобы все приклеить. И все это время в голове у меня роились вопросы о Роуз и о том, когда она вернется. Расставив лошадок по местам на полке, я вдруг сообразила, что тишину в доме нарушают только тиканье часов и звонки телефона. Я вышла из комнаты, заперла за собой дверь и прислушалась, пытаясь понять, где находится мама. Так ничего и не услышав, я спустилась на первый этаж. Распахнув входную дверь, я увидела, что мама сидит на крыльце в том же халате и тапочках, у нее на коленях лежит толстая стопка белой бумаги, а в глазах стоят слезы.