Рюриковичи - Дмитрий Володихин

Положение в местнической иерархии значило очень много. Именно от него зависела возможность получить высокую должность в армии, при дворе, в административных учреждениях. Если человек не боролся за местнический статус, уступал в спорах, это скверно отзывалось на его родственниках и потомках, вплоть до самых отдаленных. Даже уступка старому другу вызывала неприязнь всего клана и могла привести к жалобе государю на родича, не заботящегося о престиже семейства. Поэтому дворяне предпочитали сесть в тюрьму, отправиться в ссылку, постричься в монахи, открыть местнический спор посреди боевых действий, рискуя успехом всей армии и собственной головой, лишь бы не нарываться на местническую «потерьку».

Местнические суды являлись обычным делом, случались они постоянно, из года в год. На первый взгляд сама система местнических счетов кажется громоздкой и неудобной. Но именно возможность решать подобные вопросы мирно, по суду, избавила наше дворянство от необходимости разбираться с оружием в руках, убивать соперников, устраивать побоища. Кроме того, она гарантировала права сотен родов от деспотического произвола монарха.

Василий III два десятилетия счастливо прожил в браке с красавицей из древнего боярского рода Соломонией Сабуровой. Супруги жили в ладу, но детей у них не было.

Трудно судить, кто в этом виноват. Жена видела несчастье мужа и знала об угрозе смуты, нависшей над Россией из-за отсутствия у великого князя прямого наследника. Она сама великодушно предложила Василию III постричь ее в монахини, а потом найти вторую жену и родить наследника — ради мира на Руси. На развод и второй брак дал благословение митрополит Даниил, глава Русской церкви.

После пострижения в монахини (с именем София) бывшая государыня долгие годы прожила в Покровской Суздальской обители. Там она и скончалась в 1542 году. Бывшая царица оставила добрую память как человек глубокой веры. Известно, что она своими руками выкопала колодец для нужд обители. Монастырская традиция сообщает о многочисленных чудесах, совершавшихся у гроба Софии. Особое ее почитание началось еще в XVI столетии, а в середине XVII века состоялось ее прославление в лике святых. С петровских времен и на протяжении синодального периода ее почитание оказалось под запретом. Но оно возобновилось в 90-е годы XX века. 27 марта 2007 года патриарх Алексий II повелел внести имя преподобной Софии Суздальской в месяцеслов Русской православной церкви.

Однако московская служилая знать сочинила сплетню о том, что несчастную женщину обратили во инокини насильственно: ее будто бы даже отхлестали бичом за сопротивление. Ведь новый брак великого князя и рождение долгожданного наследника лишили знать масштабной политической игры, а с нею и надежд на получение большей власти в Московском государстве. Начал сказываться тот конфликт интересов между русской аристократией и Василием III, о котором говорилось выше.

21 января 1526 года великий князь женился на молоденькой дочери князя Василия Львовича Глинского — Елене. Угождая ей, государь даже сбрил бороду, чем крепко озадачил подданных. Поступок на Руси небывалый! Борода считалась мужской красой, признаком достоинства, приверженности устоям. Но уж слишком жаждал великий князь наследников и, должно быть, хотел понравиться девушке, которая была его моложе едва ли не на 30 лет…

Правда, и новой жене нескоро удалось разорвать петлю «бесчадия». Лишь в 1530 году Елена Глинская подарила Василию Ивановичу сына Ивана, а в 1532-м — второго, Юрия.

В среде современных историков одно время были популярны догадки о незаконном происхождении Ивана Васильевича. Летопись и иные официальные документы (кроме тонких обмолвок в дипломатической переписке) не дают ни малейшего повода для умозаключений об ином отце мальчика, кроме великого князя Московского. Но, во-первых, великий князь Василий Иванович зачал сыновей лишь во втором браке, да и то далеко не сразу, к тому же пребывая на шестом десятке лет. И, во-вторых, вскоре после его кончины возникли обстоятельства, заставляющие предполагать связь его вдовы, Елены Глинской, с князем Иваном Федоровичем Телепневым-Оболенским по прозвищу Овчина. В годы регентства Елены Глинской (1533–1538) И. Ф. Телепнев-Оболенский был могущественным человеком, крупным военачальником и приближенным великой княгини.

Об этом свидетельствует императорский дипломат Сигизмунд Герберштейн. Он пишет: «…по смерти государя вдова его стала позорить царское ложе с неким боярином, по прозвищу Овчина, заключила в оковы братьев мужа, свирепо поступает с ними и вообще правит слишком жестоко». Далее Герберштейн добавляет: князь Михаил Львович Глинский, дядя Ивана Васильевича, крупный политический деятель, принялся увещевать великую княгиню, но был обвинен в измене, «ввергнут в темницу», где и умер «жалкой смертью». Вскоре после его гибели вдову Василия III, «по слухам», отравили, «а обольститель ее Овчина был рассечен на куски. После гибели матери царство унаследовал старший сын ее Иван…».

Свидетельство Герберштейна сумбурно, неточно и недостаточно достоверно: в годы правления Глинской он не посещал Московское государство и вынужден был довольствоваться слухами и сплетнями. Русская летопись не подтверждает его слова. Так, в соответствии с известием Никоновской летописи князь И. Ф. Телепнев-Оболенский был уморен голодом и тяжелыми кандалами по желанию придворной партии Шуйских и вопреки воле государя-мальчика. Сейчас трудно определить, до какой степени верны сплетни об «опозоренном ложе», но само их возникновение обязано мыслям, бродившим в русских головах, а не в немецких. Русская служилая аристократия без особой лояльности относилась к Елене Глинской. Отсюда — худые слухи о быте монаршей четы.

Что же касается Василия III, то осенью 1533 года он съездил с женой и детьми на богомолье к Троице-Сергиеву монастырю, а потом отправился под Волок Ламский «на свою потеху». Но веселился недолго: «нача изнемогати ногою, и проявися болячка на ноге той…» — видимо, нарыв. От «болячки» распространилась «болезнь лютая». Василий III едва успел вернуться в Москву. Там, в окружении семьи и вельмож, правитель быстро сгорел от хвори. Скончался он 3 декабря.

На смертном одре Василий III призвал своего первенца Ивана и благословил его крестом на великое княжение. Этот крест, по словам летописи, имел древнюю историю: им благословлял еще святой митрополит Петр Ивана Калиту. Умирая, Василий Иванович призвал бояр оберегать Русскую землю и веру «от бесерменства и от латынства и от своих сильных людей, от обид и от продаж, все заодин, сколько… Бог поможет», а также взял крестное целование со своего взрослого брата Юрия в том, что тот будет честно служить Елене Глинской и малолетнему сыну Ивану, не пытаясь захватить власть.

Впрочем, этот символический акт отнюдь не воспрепятствовал неистовой политической борьбе, развернувшейся после смерти Василия III.

Что произошло бы в шекспировской Дании, когда бы принц Гамлет избежал удара отравленной шпагой? О, конечно, он насытил бы жажду отмщения. И все виновные в гибели его отца и прочих злодейских интригах подверглись бы пристойному наказанию. Так восторжествовала бы справедливость. Но дальше, дальше?