Система международных отношений. Нации в борьбе за власть - Ганс Моргентау

Суверенитет

Отрицание принципа суверенитета теми, кто осознает тесную связь между этим принципом и слабостью децентрализованной системы международного права, встречается гораздо чаще, чем серьезное стремление понять его природу и функцию, которую он выполняет для современной государственной системы. В результате, несмотря на блестящие усилия нескольких выдающихся ученых, существует большая путаница в понимании значения этого термина, в том, что совместимо и что не совместимо с суверенитетом конкретного государства.

Современная концепция суверенитета была впервые сформулирована во второй половине XVI века применительно к новому явлению — территориальному государству. В юридических терминах она относилась к элементарному политическому факту той эпохи — появлению централизованной власти, которая осуществляла свою законотворческую и правоприменительную власть на определенной территории. Эта власть, принадлежавшая в то время прежде всего, но не обязательно, абсолютному монарху, была сверхъестественной по отношению к другим силам, которые проявляли себя на этой территории. В течение одного столетия она стала неоспоримой ни внутри территории, ни извне. Другими словами, он был верховным.

То, что справедливо для законодательной функции, только с оговоркой, только что упомянутой, абсолютно применимо к судебной и исполнительной функциям. Отдельное государство остается верховной властью в решении вопроса о том, передавать ли спор на международное разбирательство и при каких условиях, и никакое другое государство не может вызвать его в международный суд без его согласия. Если такое согласие дается в общей форме, то оговорки делают вообще возможным уклонение от юрисдикции международного суда в конкретном случае без нарушения международного права. И в этом случае децентрализация международного судопроизводства является лишь другим термином для обозначения национального суверенитета в отношении судебной функции.

Что касается суверенитета в сфере правоприменения, необходимо различать две ситуации. Суверенитет государства как правоприменителя идентичен суверенитету в судебной сфере, то есть окончательное решение о том, участвовать ли в правоприменительных действиях и каким образом, остается за отдельным государством. С другой стороны, суверенитет государства как предполагаемого объекта правоприменительного действия проявляется в том, что называется «непроницаемостью» государства. Это еще один способ сказать, что на данной территории только одно государство может обладать суверенитетом, то есть верховной властью, и что никакое другое государство не имеет права совершать государственные акты на его территории без его согласия. Следовательно, все принудительные действия, предусмотренные международным правом, за исключением войны, ограничиваются оказанием давления на непокорное правительство — такими как дипломатические протесты, интервенция, репрессалии, блокада — все они оставляют нетронутым территориальный суверенитет государства-нарушителя. Война как крайняя форма применения закона в рамках международного права является единственным исключением из этого правила; ведь суть войны заключается в проникновении на территорию противника при сохранении «непроницаемости» собственной территории, а международное право позволяет оккупирующему государству осуществлять суверенные права на территории, занятой его военными силами.

Она вольна иметь любое военное учреждение, которое она считает необходимым для целей своей внешней политики, которую, в свою очередь, она вольна определять по своему усмотрению.

Поскольку независимость является, в отсутствие договорных положений об обратном, необходимым качеством всех государств, обязанность уважать эту независимость является необходимой нормой международного права. Если оно не отменено договорами, это правило, запрещающее вмешательство, относится ко всем государствам. Так, когда в последние годы США и Великобритания вмешивались во внутренние дела ряда восточноевропейских стран, протестуя против некоторых видов их конституционной и судебной практики, они могли делать это, только ссылаясь на определенные международные договоры, которые, по их утверждению, давали им право на вмешательство. Эти восточноевропейские государства отвергли интервенции как противоречащие международному праву. Они сделали это, отрицая влияние договорных положений на их конституционную и судебную практику и ссылаясь на общее правило международного права, которое запрещает вмешательство в эту практику со стороны других государств.

В 1931 году Лига Наций выступила против договора между Германией и Австрией о создании таможенного союза. Это вмешательство могло быть оправдано только определенными условиями договора, в котором Австрия взяла на себя обязательство не предпринимать ничего, что могло бы поставить под угрозу ее независимость. В отсутствие таких специальных обязательств, которыми Австрия сама ограничила свою свободу действий, она могла бы свободно заключать любые договоры, какие ей заблагорассудится, с любыми сторонами по своему усмотрению. В свете целей нашего обсуждения важно признать не только отсутствие в общем международном праве каких-либо ограничений внешней политики отдельных государств, но и позитивную обязанность, налагаемую на все государства общим международным правом, не вмешиваться в дела других государств при решении их внешних вопросов.

Будучи суверенными, государства не могут иметь ни правотворческой, ни правоприменительной власти, действующей на их территории.

Если бы было иначе, то большое и сильное государство могло бы на основании своего фактического преобладания в представительстве наложить юридические обязательства на слабое и малое государство без его согласия. Таким образом, сильное государство сделает свою собственную власть верховной на территории малого государства, уничтожив суверенитет последнего. При любых обстоятельствах правило единогласия дает каждому государству, участвующему в обсуждении, право самому решать, хочет ли оно быть связанным принятым решением. Если для придания решению юридической силы требуется согласие всех государств-участников, каждое государство имеет право наложить вето на решение, проголосовав против или отказавшись от своего согласия.

Таким образом, вето, в отличие от строгого правила единогласия, имеет эффект не только освобождения несогласного государства от каких-либо юридических обязательств по решению, но и полного прекращения правотворческого или правоприменительного процесса. В то время как правило единогласия является логическим следствием суверенитета, этого нельзя сказать о вето. Правило единогласия провозглашает: Без моего согласия ваше решение не имеет для меня обязательной силы. Вето заявляет: Без моего согласия нет никакого решения. Вето, другими словами, ставит государства, участвующие в обсуждении, перед альтернативой: либо договориться о коллективном решении, которого придерживаются все, либо не принимать никакого решения вообще. Что касается этой двойной функции, одновременно разрушительной и созидательной, то вето — это нечто большее, чем простое проявление суверенитета. Об этом подробнее будет сказано позже.

Чем не является суверенитет

Выяснив, что такое суверенитет, мы можем перейти к обсуждению того, чем суверенитет не является, но часто считается, что является.

Часто звучащий аргумент о том, что определенный договор наложит на страну настолько обременительные обязательства, что уничтожит ее суверенитет, не имеет смысла. На суверенитет влияет не количество ограничений, а их качество. Государство