Андрей Рублев - Павел Северный

Однако по слободам и посадам не затухают кузнечные горны, здесь немало людей, принявших твердое решение стоять насмерть, несмотря на растерянность князя, воевод и бояр.

В Кремль скачут гонцы. Привозят вести, от которых захватывает дыхание, мол, татары из Орды уже ищут на просторах Руси спасения от Тимура. Разорив Орду, Тимур направится на Русь. И хотя во всех еще живет надежда на спасение, на милость Божью, но и эта надежда не оправдывается…

В Успенском соборе беспрестанно служат молебны о спасении от супостата. Огромный храм пуст. Перед иконами огоньки на редких стебельках восковых свечей. Теплятся неугасимые лампады.

В стайке старух боярынь заметна вдовая великая княгиня, Евдокия Дмитриевна. Пришла в собор хотя бы временно обрести успокоение, но молиться не может – мешают мысли о том, чем живет Москва да и вся Русь.

Узнала вчерашним вечером от сына Василия, что Тимур разгромил Тохтамыша под Чистополем и теперь его полчища разоряют города Золотой Орды. Жалеет княгиня, что узнала вести, о которых еще не знает Москва и Русь, – Василий настрого приказал матери молчать – узнай их Москва, и ничем не сдержать тогда людской паники. Страшно княгине от мыслей о неведомом будущем.

Слушает княгиня слова молитв и не находит в них для себя утешения. Нет в них ответа на вопрос, что скоро будет с Москвой и со всей Русью. Глухое молчание вокруг княгини. Даже Сергий Радонежский предпочел закончить жизненный путь в молчании. Знал о причинах удельного разлада Руси и все же предпочел об этом умолчать, не сказав ничего Василию, в способность которого оберечь покой княжества верил. Почему же молчал? Множество вопросов, на которые она не знала ответов, оживало в сознании княгини, когда она думала о судьбе Руси, о разладе своих сыновей, о разладе среди удельных князей и боярства, среди духовенства и монашества. Вот и Василий всегда отмалчивается, потому что не любит давать ответы на ему самому непонятные вопросы.

Вздрогнула княгиня, когда с ней поравнялась молодая монахиня и, отвесив поклон, прошла мимо, а Евдокия тут же вспомнила, что не выполнила просьбу инокини Ариадны, которая хотела узнать, живет ли в Троицком монастыре иконописец Андрей Рублев. Из-за страха перед бедой позабыла княгиня о просьбе, а теперь совсем не сможет ничего узнать – покидает Москву вместе с женой Василия, станет нежеланной гостьей великого литовского князя Витовта.

Неожиданно в Кремле разом грянул звон всех колоколов на соборной звоннице. Следом ожили голоса всех кремлевских церквей. Оглушающий набат сотрясал стены собора. Бывшие в соборе богомольцы в испуге метнулись на его призыв.

Выбежав со всеми наружу, княгиня, пораженная, остановилась – площадь перед соборами быстро заполняли крикливые толпы. Не понимая, чем вызвана нежданная всеобщая радость, княгиня поспешила к великокняжеским хоромам. Там на крыльце увидела Василия, окруженного воеводами и боярами. Задыхаясь от волнения, она крикнула:

– Васенька!

Василий, увидев мать, сбежал к ней по лестнице навстречу:

– Матушка! Чудо свершилось! Спаслась Русь. Тимур от Ельца повернул восвояси…

– Да правда ли, сынок?

– Правда, матушка, правда.

Беда миновала. В летописях всякое писали о чуде избавления Руси от очередной погибели. Чаще всего упоминали, что Русь спасли дремучие леса, ее извечные охранители. Мол, Тимур не нашел в себе храбрости воевать Русь, увидав перед собой неведомые ему до сей поры заслоны лесной непроходности.

Но живое слово народной мудрости о летней поре Руси 1395 года рождало свои предания, былины и сказы.

Летописи можно сжечь, а народная память бессмертна. Преданиям, передаваемым из уст в уста, народ больше верит, зная, что летописи можно переписать по желанию того или иного князя, заменив в них правду кривдой. Да и сами летописцы не безгрешны, бывают послушны всем, у кого в руках сила, кто может велеть писать в летописях так, как выгодно, чтобы след добрый оставить в истории.

Погожее летнее утро. Ветер в радонежских лесах, раскачивая лесины, выпевает торжественным шумом мотив живой природы. Солнце тысячами лучей пронизывает лесную сумрачность, пахнущую сырым дыханием земли и теплой смолой, заливающей замшелые стволы елей и сосен.

Из-за реки Кончуры от людского жилья доносит ветер отзвуки песен, коими люди славят мирный трудовой покой. Снова звучат песни после того, как ветер выдул с просторов Руси страхи от ожидавшейся беды. Людям радостно, поэтому вновь зазвучали песни.

Идет по тропе Андрей Рублев, внимательно вслушивается в доносимые ветром обрывки песенных напевов. Иногда Андрей различит слова, вдруг покажется, что где-то он слышал их раньше, и остановится, чтоб понять, не обознался ли, а потом идет дальше, поняв, что такие песенные слова звучат по всей Руси. Песенные напевы, шум ветра и шелест листвы одаривают Андрея покоем, отступают тревога и поселившийся в душе страх, когда в Троицком монастыре узнали об идущих на Русь полчищах Тимура. Андрей, не задумываясь, решил вступить в ряды народного ополчения, хотя уже дважды чувствовал рядом ледяное дыхание смерти. Он был готов к тому, что его третья встреча с врагом не будет такой счастливой. Теперь, когда угроза миновала, он был рад, что в трудную пору не отсиживался в укромном месте, а был сопричастен к важному делу – спасению от врага древних книг и икон, свитков летописей и даже грамот, писанных на бересте. Они оказались в полной сохранности, и к ним, случись что, не прикоснулись бы руки врагов. Беда прошла, постепенно уходила тревога, теперь можно было снова жить волнениями творчества, искать смелые сочетания красок, писать лики святых, по-новому осмысливая выражения их глаз. После пережитого Андрей стал задумываться о том, что чудесное спасение отчей земли от нашествия – это такое же Божье чудо, как жизнь человека на земле.

Работа спорилась. Мысли были спокойны. Память молчала. Андрей писал икону Христа. Сын Человеческий был изображен на ней в полный рост, на фоне пустыни, залитой светом заходящего солнца. Писал Андрей с увлечением, хотя за последние дни ему приходилось часто уходить из монастыря в лесные просторы возле Кончуры. В монастыре наблюдался небывалый наплыв знатных богомольцев. Родовитые бояре с семьями заполняли монастырь блеском парчи и шелестом шелка. Они стремились в обитель, везя в нее за свое спасение от гибели богатые вклады, правили молебны и панихиды, наведывались в кельи иконописцев с заказами на иконы, скупали уже написанные, как на торгу уговариваясь о цене, бывали довольны, что приобрели покупку по сходной цене.

За стенами монастыря ютилась суета мирской жизни. Богомольцы были частыми посетителями кельи Даниила Черного. Наслышанные о том, что иконы, писанные Андреем, в большом спросе, беседовали с ним. Андрей принимал заказы.

Сегодня Андрей ушел из монастыря, взволнованный известием о том, что на богомолье прибыла вдова князя Дмитрия княгиня Евдокия. Известие разом напомнило Андрею о давних встречах с ней, а следом ожили и другие воспоминания о пережитом, о той поре, когда его Ирина еще не стала монахиней Ариадной. Андрей понял, что ему не справиться с властью памяти, и потому поспешил уйти, ища успокоения во власти природы. Ушел, когда только началось утро. Он брел по знакомой тропе, без успеха стараясь уйти от воспоминаний, они отступили лишь тогда, когда он услышал напев и начал прислушиваться к звучавшей в стороне песне. Андрей был рад, что они снова зазвучали окрест монастыря, что эти песни лучшее доказательство прихода мирной жизни без страха за завтрашний день.