Слуга Божий - Яцек Пекара

Создается впечатление, что Пекара сознательно изображает персонажа, не ведающего ни жалости, ни укоров совести. По крайней мере, именно таким мы видим его в первых новеллах цикла. Для Маддердина люди — ВСЕ люди — лишь исполнители Божьей воли, Его служители и рабы. В том числе сам Маддердин.

Не сразу становится ясно: Мордимер смотрит на мир с точки зрения Господа или одного из Его приближенных. Причем Бог Мордимера — это ветхозаветный Яхве, божество суровое и требующее истового служения. Бескомпромиссное, злопамятное. Немилосердное.

Пекара реконструирует — или, точнее, моделирует — сознание средневекового человека, живущего по этическим законам Ветхого Завета. Для неверующего, кстати, разница между миром Мордимера и нашим будет предельно велика. Ведь там веровать нет необходимости, существование Бога давно и вполне зримо подтверждается. Ангелы являются, чудеса происходят — чего же боле?

(Для верующего чудеса, пусть и не такие очевидные, с точки зрения неверующих, происходят и в нашем мире.)

Однако то, что современники Маддердина знают о существовании Бога и ангелов, не отменяет необходимости верить. Знания недостаточно, ведь на самые главные вопросы ответы так и не даны. Для чего существует человек? Что происходит с ним после смерти? Бессмертна ли душа и какую цену придется платить за грехи?

По большому счету, Пекара, сняв вопрос о существовании Бога, лишь обострил все эти проблемы. И о теодицее ведь речи не идет. Для нас, как и для героев Пекары, пути Господни остаются неисповедимыми. А оговорки Мордимерова Ангела-Хранителя все лишь запутывают.

При этом сам Маддердин продолжает истово верить в Бога и служить Ему по мере своих сил и возможностей. Он — уникальный герой, который одновременно и ужасен, если судить его с точки зрения наших морально-этических ценностей, и почти безупречен, если подходить к нему с меркой его собственного мира. Подчеркнем: не с меркой профессии или исповедуемых лишь им ценностей — именно мира. Лишь загадочный ван Бохенвальд дальше Мордимера продвинулся по пути праведников. Возможно, есть и другие слуги Божьи, но в первом томе мы их не встретим…

3

К слову, Пекара очень точен в своих формулировках. Напомним, «слуга Божий» в католической традиции — это не просто дежурное выражение, которое обозначает доброго христианина. «Слуга Божий» — это официальный титул, которым именуют умершего католика от начала процесса беатификации до причисления его к лику блаженных. Блаженный в католицизме — это человек спасенный, пребывающий на небесах. Зачастую беатификация — лишь промежуточная ступень перед причислением клику святых.

Значит, Пекара открытым текстом сообщает нам, что его герой — этакий своеобразный праведник?..

Это очень сложно понять и принять. Ведь мы видим человека далеко не идеального. Он любит выпить и любит женский пол, он может обмануть, занимается вымогательством, без малейших размышлений убьет, не откажется от взятки… Иногда он вызывающе брутален (и кажется, автор нарочито пестует эту брутальность, играет с читателем в поддавки: «Ну ведь ужасен, а? Ведь отвратителен?!»).

И то, что при этом Мордимер твердит о каких-то принципах, о спасении души, о, прости Господи, собственной неподкупности, если дело касается преступлений против веры…

Да он, решает читатель, попросту лицемер, этот ваш Маддердин! Еще один святоша, который с постным лицом скорбит о тех, кого сам же уничтожил, роняет крокодиловы слезы, что-то бормочет о праведности. Истовый фанатик!..

Но, повторимся, с точки зрения своего мира, Мордимер действительно неуклонно придерживается заповедей и служит Господу. Порой даже умаляя свои по-настоящему смелые поступки и выпячивая все, что связано со «слабостями мирскими».

В писательстве есть такой прием: использование в качестве повествователя персонажа, которому нельзя беспрекословно верить. Пекара использует его же, однако, весьма неожиданным образом. Мордимер нигде в своих исповедях откровенно не лжет, даже не лукавит, но разобраться в его душе — задачка непростая, потому что и в искренность-то его веришь не сразу.

И только потом понимаешь: за всей мишурой из слов, из уловок, из библейских цитат — только одно. Истовая вера. Обжигающая, испепеляющая дотла…

4

Конечно, цикл о Маддердине не стал бы настолько популярным, если бы Пекаре не удалось изобразить яркий, живой мир. Традиционно романы о Мордимере относят к историческому фэнтези и альтернативной истории, и читатели на форумах с интересом обсуждают те или иные детальки мироустройства, проводят параллели между выдуманной Пекарой и нашей реальной историей.

Не станем отнимать у наших читателей возможность самим разобраться в мироустройстве вселенной Маддердина, но оставим несколько «заметок на полях». Это всего лишь вехи, первое приближение к исследованию; да мы и не можем обо всем говорить, ведь читатель этих строк, скорее всего, знаком лишь с первым томом. А портить интригу не хочется…

Итак, на что имеет смысл обратить внимание. Прежде всего, разумеется, на статус Мордимера. Наш инквизитор, очевидно, не относится ни к черному, ни к белому духовенству. Пожалуй, инквизиторы в мире Пекары — это некий гибрид известных нам по земной истории инквизиторов и представителей духовно-рыцарских орденов.

Напомним, что в Средние века духовно-рыцарские ордена возникли как решение сложного мировоззренческого парадокса. Первые христиане сражались исключительно в «духовной брани», «духовным мечом» (в конце концов, ничего другого им не оставалось из-за того положения, которое они занимали в обществе). Но уже святой Бенедикт Нурсийский в 543 году называл монастырскую жизнь «духовной ратной службой», а монахов — «Христовым воинством». Христианское монашество представлялось основателю западноевропейского монашества в виде военного отряда.

(Напомним, что в тот период и Христос — по аналогии с земными верховными правителями — представлялся в образе воина. Как видим, Пекара этот образ лишь логическим образом развил…)

Так вот, по мере того как Церковь обретала реальную власть, она неизбежно оказывалась перед вызовом, который ей бросала сама жизнь. Варварские народы, войны, бунты — всё это требовало соответствующей реакции. И неизбежно произошла переоценка ценностей, в том числе богословы вынуждены были пересмотреть свое отношение к войне. В итоге появилось понятие так называемой «священной войны». Позже его разрабатывал святой Августин, мнение которого по данному вопросу охотно цитировали теологи. Он утверждал, что война — это не только следствие греха, но и средство от греха: дескать, те, кто справедливо воюет, устанавливают мир и карают грешников (войну развязавших или же просто нарушивших справедливость и стабильный порядок).

Когда эти умонастроения прижились в обществе, следующим, вполне логичным шагом было возникновение духовно-рыцарских орденов, самые известные из которых — тамплиеры и госпитальеры. Члены духовно-рыцарских орденов имели право пользоваться не только духовными, но и вполне материальными мечами, более того, обучались этому и, собственно, для этого их ордена и предназначались.