Слуга Божий - Яцек Пекара

Отпустил ее и позволил сесть в кресло.

— Тебе не нужно мне угрожать, Мордимер, — сказала она тихо, и я видел, как дрожат ее руки.

— Не нужно. И я этого совсем не люблю. Но знаю, что это крепко облегчает жизнь. До свидания, Лонна. Если буду в городе, приду вечерком и проверну то дельце с шулером.

Она ничего не ответила, и я вышел. Гловач открыл ворота.

— Сердечно приглашаем вас, господин Маддердин, — сказал он, но на этот раз я решил ничего ему не давать. Что чрезмерно — то вредит.

* * *

Второй раз за день меня ожидала неторопливая прогулка к зернохранилищам. Что ж, стоило сообщить Хильгферарфу, что может поставить крест на своих денежках. Жаль, поскольку четыре с половиной тысячи дукатов — это солидное состояние. За такие деньги можно и убить, хотя я знал и тех, кто убивал за пару хороших кожаных сапог или за баклагу с водкой. Да-а, жизнь в Хез-хезроне не была товаром ценным, и те, кто сохранял ее долго, должны были чем-то жертвовать.

Хильгферарф все еще был в бюро и приподнял брови, когда меня увидел.

— Господин Мордимер, — произнес он. — Новые известия?

Я рассказал ему все, что услышал от Лонны, не выдав, понятное дело, источника информации. Но подозревал, что он умен достаточно и догадается сам. Я говорил — и видел, как темнеют его глаза. Что ж, только что попрощался с четырьмя с половиной тысячами дукатов. Это болезненно. Когда я закончил, он вытащил замшелую бутылочку вина и налил нам в маленькие кубки. Я попробовал. А этот бывший докер имел отменный вкус. Сообщил ему об этом, и он кивнул с благодарностью.

— И что вы теперь намереваетесь делать? — спросил он.

— А что могу сделать? — ответил я вопросом на вопрос. — Полагаю, на этом мое задание закончилось.

— И все же поговорим, — сказал он вежливо. — Прелат Бульсани работает на Дьявола из Гомолло. Оба знаем: у кардинала огромное состояние. Можем ли предполагать, что Бульсани не только не израсходовал свои деньги, но даже приумножил их?

«Бог мой, — подумал я. — „Можем ли предполагать“ — и это говорит бывший докер. Он что, брал уроки риторики? Или на самом деле — дворянский бастард, подброшенный в доки ублюдочной матерью?»

— Может, да, а может, и нет, — ответил я. — Шесть девиц с юга вполне способны потянуть на четыре тысячи, плюс-минус триста, в зависимости от того, были ли действительно красивы, как сильно торговался и насколько были ему необходимы. Но подозреваю, что те девушки предназначены в качестве презента для Бельдарии, а значит, прелат потратил свои, не чужие деньги. Конечно, если вообще можно сказать, что эти деньги когда-либо ему принадлежали.

— Да-а… — Хильгферарф стукнул костяшками о стол. — И что этому идиоту нужно от Дьявола?

— Настолько далеко в своих догадках я не забирался, — пожал я плечами, — но полагаю, как раз этим лучше не интересоваться.

— Может быть, может быть… — Хильгферарф задумчиво покивал, и эта его задумчивость очень мне не понравилась. — Ну ладно, — добавил голосом чуть более живым, словно очнулся наконец от полудремы. — Маддердин, хочу, чтобы вы отправились в Гомолло, проверили, там ли Бульсани, и приволокли его ко мне. Понятное дело, живым.

— А скатерть-самобранку не хотите, — спросил я совершенно без иронии в голосе, — или меч-кладенец?

Он явно не привык к таким ответам. Зато я привык к тому, что раз за разом мне пытались давать совершенно идиотские задания. К сожалению, на некоторые из них я иногда соглашался. И лишь благодаря немалой удаче или, быть может, пристальной опеке Ангела-Хранителя глупость моя до сих пор меня не угробила.

— А вы не думаете, господин Маддердин, что ваши люди могут быть именно в Гомолло? Или, по крайней мере, туда направляться?

— Нет, — ответил я искренне. — Крайне сомнительно, чтобы они узнали то, что узнал я.

Но уже сказав, засомневался. Курнос и близнецы исчезли из города — это факт. Конечно, я не проверил еще все варианты — или, вернее, не проверил последний: не пошел к бургграфу узнать, вдруг попались на чем-нибудь. Будь у них деньги — наверняка сидели бы в борделе, пока наличность не закончится. Но вместо денег у них было задание, выполнить которое они подрядились. И я не думал, что они решили обмануть Хильгферарфа. Не их стиль. «Собака не гадит там, где ест», — говорила старая пословица, а они хорошо представляли себе, сколько можно заработать в Хез-хезроне. И насколько быстро здесь теряют репутацию. А репутация — это все, что у них было.

Но путешествие в Гомолло ради спасения Курноса и близнецов не казалось мне сколько-нибудь привлекательным. Мы ведь не друзья до гроба, которые делят последний кусок хлеба и потом вспоминают у камина да за кружкой пива общие приключения. Такое товарищество бывает лишь в прекрасных легендах о паладинах и их верных спутниках. Жизнь же — куда более сложная штука. Конечно, нам выгодней вместе проворачивать кое-какие делишки, к тому же мы — сыгранная команда. Сыгранная, поскольку парни знают, кого следует слушаться. Но на этот раз взялись за дело, с которым не справятся. И теперь им придется за это заплатить.

Конечно, картина сидящих в подземельях Гомолло Курноса и близнецов не радовала меня, но я не видел причин, чтобы ради них рисковать репутацией, концессией, а уж тем более жизнью. Был уверен, что кардинал, не колеблясь, развлечется в своих казематах с инквизитором — и расценит это как приятное разнообразие. С другой стороны, я знал, как сложно мне будет еще раз подобрать такую команду. Да и не со всеми заданиями я мог справиться самостоятельно. Мордимер Маддердин — это мозг, он принимает решения и торгуется о гонораре, но трудно найти кого-то, кто лучше Курноса владеет саблей, а невероятные способности близнецов удивляли всех, кто об этих способностях знал. Кроме того, мы были знакомы так давно, что порой понимали друг друга без слов. Поэтому я задумался, оказавшись, как говорят ученые мужи, перед дилеммой. Хильгферарф, как видно, решил помочь мне ее решить.

— Я вполне могу потратить еще немного денег, — сказал осторожно. — Было бы неправильно, узнай мои должники, что меня можно кинуть на пять тысяч и не расплатиться за такое. Для всех нас репутация — воистину самое ценное.

Сказал это так, будто прочел мои мысли. Должники суть драгоценный товар, и не следует доводить дело до их убийства. Разве что вы весьма горячи или желаете преподать урок тем, кому захочется легкой добычи. Я некогда знавал одного ростовщика: он приказывал самым недобросовестным своим должникам отрезать пальцы, начиная с мизинца на левой руке. Даже не представляете, насколько сильно отрезанный палец увеличивает в человеке умение зарабатывать и жажду отдавать долги. Сходным образом поступали тонги — прекрасно организованная и скрытная преступная организация, действовавшая в Хез-хезроне: для них шантаж, убийства и взимание долгов были хлебом насущным.

— Ну, не знаю, — сказал я так же осторожно. — Все это дело ужасно смердит. И мне бы хотелось находиться от этого смрада как можно дальше.