Алмазы Якутии - Михаил Серегин

Долго. Но терпения у него было хоть отбавляй. Он старался не думать о Пашке. Главное – это алмазы. Ведь если он их не добудет, считай, вся жизнь насмарку. Все жертвы окажутся тщетными. Пашкина смерть будет выглядеть бессмысленной.

Вилен Михайлович постучался в первую же попавшуюся на пути избу. Ему не ответили. Он прошел к другому дому. Дверь открыл седой старик, с трясущимся подбородком и плохим слухом.

– Мне бы лопату и лом, – прокричал деду на ухо Вилен Михайлович.

Дед замотал головой с совершенно бессмысленным видом.

Вилен Михайлович раздраженным тоном повторил вопрос – с тем же результатом. Тогда он снял с запястья часы и помотал ими перед носом у деда.

– Часы отдам, – сказал Яковенко-старший, но выживший из ума старик только пожал плечами.

Поняв, что зря теряет время, Вилен Михайлович направился к следующей избе. Ему открыла молодая якутка.

– Лопату и лом, – простонал Вилен Михайлович.

– Лопату и лом? – невозмутимо переспросила она.

Вилен Михайлович терпеливо кивнул, хотя у него дрожали руки от желания задушить эту тупую бабу.

– Часы отдам, – Яковенко достал из кармана полушубка спрятанные туда часы.

Якутка несколько секунд пребывала в растерянности. Потом кивнула.

– Пройди в дом, – пригласила она.

Вилен Михайлович обрадовался. Но в горнице наткнулся на главу семейства. Это был якут лет тридцати пяти. В его хитрых узких глазах светились язычки меркантильного интереса.

– Лопату и лом нужно, – лаконично пояснила якутка.

Тот кивнул с понимающим и в то же время ироничным видом. Вилен Михайлович в который раз потряс часами.

– Мало, – издевательски улыбнулся якут.

– Мало? – взвыл Вилен Михайлович.

На стене он заметил двустволку. Он распахнул широким жестом полушубок, залез за пазуху и дернул за золотую цепочку. В руке у него появился православный крест из золота. Вилен Михайлович протянул его якуту. Тот усмехнулся.

– Мало, – покачал якут головой.

Вилен Михайлович удержался от крика. Бешеная злоба клокотала у него в груди. Он прошел столько верст, потерял сына, потерял сорок лет жизни, охотясь за кладом, а эта тварь над ним издевается. Мало и мало!

Не помня себя от гнева, он ударил якута под дых так, что тот согнулся пополам, и, подбежав к стене, схватил ружье.

– Я тебе сейчас башку прострелю, мало не покажется. – Вилен Михайлович обрел, казалось, свою прежнюю наглую повадку. – Стой где стоишь, а то и твоей курве достанется.

Он перевел на миг ствол ружья на замершую от испуга якутку. Ее муж ловил ртом воздух.

– Если через минуту не будет лома и лопаты, всех вас тут порешу, – злобно прорычал он. – Давай инструменты, чурка вонючая!

Якут все еще не мог отдышаться.

– Ну как, съел? – ухмыльнулся Вилен Михайлович, почувствовав себя хозяином положения. – Дыши-дыши, ты мне еще понадобишься, – усмехался Вилен Михайлович.

Он уже не ощущал ни злобы, ни досады. Все отлично. Кроме лопаты и лома, теперь у него будет еще и двустволка!

– Иди за лопатой, – приказал Яковенко якуту, придав своему голосу угрожающую звучность.

Тот медленно разогнулся и, подняв руки, попятился к сеням. Вилен Михайлович последовал за ним, аккуратно пятясь к выходу и держа в поле зрения обоих. Он остановился в дверях. Якут возился недолго. Вскоре в руке у Вилена Михайловича появилась лопата, а еще через мгновение якут прислонил к косяку лом. Вилен Михайлович расплылся в счастливой, покровительственной улыбке.

– Живите, – бросил он, уходя. – А если задумаете на меня настучать, вернусь и всех вас положу.

Он быстро углубился в лес. Алмазный бред захватил его с невиданной силой. Он чувствовал себя победителем. По телу пробегала сладкая дрожь. Яковенко не ощущал ни пространства, ни времени. Все заслонило собой жгучее сияние камней.

* * *

Шепелев вылез из кабины вертолета и огляделся.

– Неуютно тут как-то, – передернул он плечами.

Карагодин спешил получить инструкции. Он замер в выжидательной позе. Это не укрылось от цепкого взгляда Шепелева и вызвало у него ухмылку.

– Давай-ка, Палыч, на разведку, – сказал он. – Нам нужны два наблюдательных пункта, чтобы не упустить полярника. Договорись с хозяевами, пообещай вознаграждение. Возьми с собой Эдика. Владик останется при мне.

Семен Никанорович стал прохаживаться, разминая ноги, а Карагодин с Эдиком двинулись к стоявшей на опушке избе.

Им сразу же повезло. Хозяин – одинокий алкоголик, хваставшийся тем, что он полукровка, был рад появлению «сограждан», как тут же поименовал Карагодина и Эдика. Правда, согласие и радость он проявил не сразу. Когда визитеры изложили ему цель своего посещения, мужик закуражился. Тогда Карагодин молча достал из кармана сто долларов – американских купюр меньшего достоинства у него в портмоне просто не было.

Глаза алкаша жадно блеснули. Он затряс головой, но выразил пожелание:

– Ты это, дай наших рублей, тут с такой бумажкой некуда податься.

Карагодин порылся в карманах, достал сторублевую купюру. Алкаша затопило детское счастье. Он поведал гостям, что должен немедленно отлучиться. Карагодин остался в избе, а Эдик пошел на другой конец поселка. Вскоре он отзвонился Карагодину, рапортовав, что найти избу удалось. Карагодин приказал ему вести наблюдение, а сам вернулся к вертолету, за Шепелевым.

– Все в норме, – доложил он начальнику, – Эдик на месте.

Владику было приказано донести рюкзак с продовольствием до избы, где собирались дежурить начальники, и присоединиться к брату. Когда Шепелев с Карагодиным вошли в избу алкаша, того все еще не было. В нос Семену Никаноровичу ударил запах кислятины и запустения. Жилище не отличалось ни чистотой, ни комфортом. Под низенькими окнами стояли батареи запыленных, с оплетенными паутиной горлышками, бутылок. На потолке налипла копоть. Проржавевшая раковина, располагавшаяся у выхода в сени, держалась на честном слове. В ней громоздились алюминиевые миски и тарелки с объедками. Все это распространяло чудовищную вонь.

– Лучше ничего не мог найти? – Шепелев обвел неприязненным взором помещение.

– Чем меньше свидетелей, тем лучше, – оправдывался Карагодин. – Неизвестно еще, как другие аборигены среагируют. А этот – за милую душу. Может, еще и час и два не вернется.

– Мы тут, на хер, задохнемся, – покачал головой Шепелев, доставая платок из кармана дубленки с норковым воротником.

– Думаю, недолго ждать осталось, – с фальшивым воодушевлением продолжал Карагодин.

Он подвинул к шефу низкое продавленное кресло, которое жалобно скрипнуло под грузным телом Семена Никаноровича. Сам примостился на рассыхающейся табуретке. Окно давало отличный обзор, но Карагодин не пренебрегал биноклем.