Роман о любви и терроре, или Двое в «Норд-Осте» - Эдуард Тополь

Илья Лысак, музыкант «Норд-Оста»:

В Склифосовского у меня вытащили три с лишним тысячи рублей. Я их там доставал из кармана, когда переодевался. А на выписке, когда выдали одежду, в кармане лежало тридцать рублей. Я спросил: «Это все вещи?» Мне сказали: «Да». У узбека, который со мной выписывался, оставили в кармане десять рублей, а вытащили 12 тысяч. Он их террористам предлагал, те не взяли. А свои украли. И жена у него погибла. Мне жалко этих людей, которые воруют. Как шакалы. Я просто представляю себе эту картину, как они по нашей одежде шарят…

Анна Андрианова, журналистка «Московской правды»:

Я очнулась на первом этаже приемного отделения. Нам сразу стали давать очень много пить – надо было срочно промыть желудок. Людей выворачивало наизнанку. Безобразнейшие, конечно, рвотные рефлексы, но что поделать. Еще заставляли ходить в туалет, а никто не мог. Врачи забеспокоились, что не в порядке почки. Но обошлось. Очень хотелось спать, но врачи не разрешали. Боялись, что не проснемся…

Егор Легеза:

Открываю глаза – а меня уже на носилках волокут в больницу…

Дарья Васильевна Стародубец:

Очнулась в 10 утра с трубкой во рту. Меня подключили к аппарату искусственного дыхания. Сама дышать не могла. Врач, слышу, откуда-то издалека просит: «Дыши полной грудью». А у меня ничего не получается…

Елена Ярощук:

Проснулась только в «скорой» и сразу услышала: «Как хорошо, что вы живы!» Я скороговоркой сказала свои данные, фамилию, адрес свой и брата и снова потеряла сознание. Так на протяжении всего дня отключалась несколько раз. Когда окончательно пришла в себя, первым делом поинтересовалась здоровьем брата. Он оказался жив… Когда человек через такое проходит, он сильно меняется. Вернувшись в Луцк, первое место, куда я поехала, была могила отца.

Сергей Лобанков, режиссер по пластике, руководитель детской труппы «Норд-Оста»:

Пришел в себя в больнице. Смутно слышал какие-то голоса, чувствовал, что куда-то везут, слышал, что говорят: вот в этом кармане у вас столько-то денег, а в этом кармане – папка. В папке были списки детей, чтобы знать, кто был на репетиции, кто – нет. Сказали, что эти вещи будут лежать в кабинете заведующего отделением.

Наташа Салина, 18 лет, школа ирландского танца «Иридон»:

Я вышла из 13-й больницы 27-го. Меня встречали папа, дождь и журналисты…

Виталий Парамзин:

Очнулся в больнице на койке. Меня спрашивают фамилию, я сказал. И только потом выяснилось, что я неправильно выговорил.

Александр Сталь:

Я открыл глаза – надо мной склонились две медсестры. Одна держала кислородную маску, другая делала уколы. Они мне что-то говорили, но я не слышал. Посмотрел по сторонам – стены выложены плиткой, и я подумал, что потерял сознание в ДК и меня оттащили в туалет. Но потом заметил, как в палату вкатывают кровати с заложниками. Среди которых я узнал и генерала. Они были без сознания. Я спросил медсестру: «Был штурм?» Она кивнула. Я посмотрел на себя – руки-ноги на месте, чувствую все тело, но оно как ватное – шевелиться не хотелось. Тогда я спросил: «Потери большие?» Медсестра кивнула опять. Я удивился – почему я ничего не помню? И снова заснул. Через какое-то время меня разбудила другая медсестра, она что-то говорила. Я сказал, что ничего не слышу. Она написала на бумаге – слышал ли я раньше? Я кивнул (а зачем бы мне тогда идти на мюзикл?). Она написала: скажи имя, возраст, адрес. Я назвал все, а с возрастом вышла заминка: 30 октября мне должно было исполниться 22 года, а я не знал, сколько времени пробыл без сознания. Я спросил о потерях – мне сказали: 67 человек. Спросил: можно ли узнать что-нибудь про Аню? Сообщил ее данные. Через некоторое время мне сказали, что в этой больнице ее нет, но, может быть, она в другой.

Нам дали активированный уголь, кашу, таблетки. Поставили капельницу. Мне объяснили, что сейчас ночь с 26-го на 27-е, чтобы я не волновался – обо мне сообщили родным. Я лежал и вспоминал теорию вероятности – велики ли шансы у Ани не попасть в число 67 погибших? Проснулся днем 27-го. Бывшие заложники смотрели телевизор, и основные новости писали мне на бумаге. Вечером мне сказали, что Аня жива. Тогда я понял, что спектакль «Норд-Ост» наконец закончился. Для меня.

Павел Ковалев, журналист, газета «Моряк Украины»:

Я сидел почти у входа, и потому «альфовцы» вынесли (вернее, как потом выяснилось, вывели) меня одним из первых. Очнулся я достаточно быстро. В автобусе, когда нас везли в 7-ю городскую больницу. Ту самую, где в свое время лежали жертвы взрывов домов на Каширском шоссе. Уже в автобусе я назвал себя и попросил связаться с Одессой. Правда, дать о себе знать родным удалось только к вечеру субботы – благодаря моей соотечественнице Елене Бурбан, лежавшей в соседней палате. Она попросила своих московских знакомых позвонить в Одессу. У Лены погиб муж, с которым она из Нью-Йорка приехала в Москву в свадебное путешествие. В Москве они успели побыть только один день.

Уже в воскресенье, 27 октября, ко мне в палату пришли представители украинского посольства. Я перестал быть «неучтенным одесситом», как еще недавно сообщалось в украинской прессе.

Потом, на досуге, подсчитал: в разное время моими соседями по залу были 10 человек различного пола и возраста. Шестеро из них умерли, двое выжили, о судьбе двоих я просто не знаю. Таковы сухие цифры моей страшной персональной статистики.

Отдельный рассказ можно было бы сделать о пребывании в больнице, о том, как врачи выводили людей из пятикратной клинической смерти, рассказать о том, какие истории были у каждого из тех, кто волею судеб оказался моими соседями по больничной койке. Каждая из этих историй могла бы послужить темой для рассказа. Но… «Из рук выпадает перо». 129 моих товарищей по несчастью лежат в земле. Им было от 9 до 73. Судьба разложила свой пасьянс. И не всем выпали счастливые карты.

Светлана Губарева:

В себя пришла в реанимации больницы № 7. Как сказал хирург, у меня была остановка дыхания и сердца. То есть они меня вытащили с того света, из комы. Я назвала свою фамилию и номер телефона своей московской подруги. Но меня трясло, медсестры накрыли меня еще одним одеялом, притащили грелку с горячей водой. И я опять отключилась…

31 июля:

«Многие думают, что Америка – это столпотворение бездушных роботов. Нет, мы такие же люди, как и все другие… – ищущие любви!!! Найти золото трудно, оно открывается нежданно, то же самое с любовью. Я прошу тебя улыбаться, верить в Бога и никогда не прекращать любить людей, особенно – меня!!! Скоро мы будем вмеcте…»

3 августа:

«Я вернулся с работы под утро. Была длинная ночь, дежурство началось с неполадок, но все закончилось хорошо. Дневная смена собрала 380 грузовиков, а мы 360. Грузовики продаются по 28 тысяч долларов каждый. Помножь на количество дней в году и учти, что так работают 15 наших заводов. Российская экономика совершенно другая, и большинство людей в восточных странах не верят в то, что я рассказываю о США. Поэтому я обычно помалкиваю…»