Принцесса Екатерина Валуа. Откровения кормилицы - Джоанна Хиксон

– Кража – это серьезно. Наверное, высечь или посадить на воду.

– И кто же это осмелится высечь меня? – негодующе воскликнула Алисия.

– Я, – серьезно сказал он, а затем его губы дрогнули в улыбке. – Но обещаю, что мне это не доставит никакого удовольствия.

От Екатерины,

королевской принцессы Франции,

Карлу, дофину Вьеннскому

Мой нежно любимый брат!

Откровенно признаю, что не могу сожалеть о смерти Иоанна Бесстрашного, но искренне молюсь, чтобы обстоятельства этой смерти не подвергли вашу душу опасности сгинуть в геенне огненной. Мария говорит, что в послании, которое вы отправили королю, утверждается, будто все случившееся – следствие недоразумения, и я верю вашим словам, радуясь при этом чрезвычайно, что это произошло. Бог знает правду, но миру трудно будет признать вашу невиновность. В душе я благодарна, что мне больше не нужно бояться Бургундского и беспокоиться о том, что он затянет вас в свои сети, потому что, сколько бы вы ни отрицали ответственность за смерть его отца, Филипп никогда вас за нее не простит. Теперь мы с вами должны приложить все усилия, чтобы исполнить свое предназначение.

Мишель намерена снова приехать в Пуасси, и я ожидаю ее визита со смешанным чувством. В прошлый раз она восхищалась своим свекром, на сей раз меня наверняка ожидает гневная тирада о его гибели. Разумеется, все упреки и обвинения достанутся вам. Нам, детям Валуа, не суждено жить в мире, как положено семье!

Очень надеюсь, что приезд Мишель знаменует окончание моего заключения в монастыре, даже если мне придется выносить ее брюзжание на протяжении всего путешествия в Труа. Ах, если бы мы там встретились!

Пусть Бог поможет нам в наших делах, дорогой брат.

С любовью,

Екатерина

Писано тайно, в келье аббатства Пуасси,

в четверг, двадцатого дня октября 1419 года

Ранним утром восемнадцатого дня рождения Екатерины в дверь мастерской на рю л’Эгюий постучался королевский гонец, и мне вспомнилась отцовская пекарня в Париже и день, навсегда переменивший мою жизнь. В эту же памятную дату моя судьба снова изменилась. На сей раз, однако, явился не высокомерный человек с жезлом из черного дерева, надменно спросивший о «вашей девчонке», а юный паж с золотой королевской лилией на рукаве синего дублета и со смущенной улыбкой на лице. Принцесса прибыла в Труа и просит меня посетить ее сегодня во второй половине дня.

Королевский дворец был окутан трауром, напоминая о днях после Азенкура, но в скромном коричневом упелянде, сшитом для меня Жаком, я чувствовала себя одетой вполне подобающе. Я не хотела притворяться, что оплакиваю человека, которого ненавижу, однако не желала привлекать к себе внимание. Меня провели в приемную, куда тут же вышла Агнесса. Мы сердечно обнялись.

– Мы вернулись только вчера, – сообщила она. – Принцесса сейчас у королевы и очень желает тебя видеть. Подождешь в ее опочивальне?

– С радостью! – отозвалась я.

– Она хотела дождаться тебя, но от аудиенции с королевой отказаться непросто, – сказала Агнесса, ведя меня по коридору.

– Как королева? – спросила я.

– В метаниях… – Агнесса скорчила презрительную гримасу. – Открыто оплакивает Бургундского, однако жаждет примирения с сыном. А теперь еще приехал Филипп и требует, чтобы убийц его отца нашли и заставили отвечать за содеянное.

– Что, всех? В том числе и дофина?

– Всех, – прошептала она, бросив встревоженный взгляд на стражников, выстроившихся вдоль коридора, ведущего в королевские покои.

– Принцессе еще не назначили новых фрейлин? – спросила я, не увидев в покоях Екатерины табуретов, обычно стоявших вокруг ее кресла с балдахином.

– Она настояла, что никто не будет назначен без ее одобрения, – ответила Агнесса. – После смерти герцога Бургундского Екатерина обрела некую напористость. Впрочем, ты сейчас сама увидишь.

Я обернулась к дверям, вздрогнула, увидев на пороге монахиню, и только потом разглядела, что это Екатерина в черной рясе и белом головном уборе.

– Ах, Метта! – вскричала она и бросилась мне в объятья.

– Вы приняли постриг, ваше высочество? – спросила я, когда мы отстранились друг от друга.

Она рассмеялась таким знакомым мне звонким смехом.

– Нет, Метта. Это облачение терциарной[16]монахини. В Пуасси меня приняли в послушницы доминиканского женского ордена, и я надеваю рясу для визита к королеве, чтобы не носить траурного наряда.

– И от навязанных вам фрейлин вам удается избавиться, ваше высочество, – с улыбкой заметила Агнесса.

– Мне представили десяток имен на выбор, но я отказалась их рассматривать… – пренебрежительно отмахнулась Екатерина и властным тоном продолжила: – Агнесса, мне надо поговорить с Меттой наедине.

Агнесса сделала реверанс и обиженно вышла из опочивальни.

– Ваше высочество, позвольте мне сразу поздравить вас с вашим рождением, – невозмутимо сказала я и достала из кармана небольшой сверток. – Надеюсь, восемнадцатый год станет для вас судьбоносным.

– Спасибо, Метта. – В глазах Екатерины заблестели слезы. – Я целый час провела с матерью, но она так и не вспомнила о моем дне рождения. Королева была слишком занята тем, что расписывала преимущества моего брака с королем Генрихом. Она меняет свои мнения с каждым вдохом. – Принцесса потянула за ленточку. – Что ты мне принесла? Ах!

В лоскут парчи был завернут золотой реликварий с эмалевым изображением скрещенных ключей.

– Он предназначен для реликвий святого Петра, хранителя ключей от райских врат, – пояснила я. – А вы могли бы хранить в нем ключ от вашего алтаря. Так будет безопаснее. Реликварий на груди вызывает меньше любопытства, чем ключ.

Екатерина посмотрела на меня долгим взглядом, а затем расцеловала в обе щеки.

– Какой чудесный подарок. Спасибо, Метта. Ты права, так будет безопаснее.

Я подвесила реликварий на цепочку и помогла Екатерине надеть ее. Принцесса подвела меня к очагу, где ярко горел огонь, и я села на табурет рядом с ее креслом.

– Ваше высочество, как вы себя чувствуете? Вы похудели…

– Так и знала, что ты это скажешь! – поморщилась Екатерина. – Видишь ли, в строгом распорядке, назначенном мне, покаяние, молитва и искупление грехов были важнее еды… Как только я узнала о смерти дьявола-герцога, то поняла, что твой дерзкий план удался, но очень волновалась о твоей безопасности. Ради меня ты рисковала жизнью! Как жаль, что мы порознь узнали о смерти Бургундского, нашего общего врага, – ведь только с тобой я могла бы дать волю своим истинным чувствам!