Метро 2033. Дворец для рабов - Светлана Алексеевна Кузнецова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но ведь сам ты выжил, – не сдавался Родька, и Немчинов нехорошо осклабился.
Основную мысль – о невозможности существовать в Москве тем, кто не знает, что сейчас творится в городе, в метрополитене и катакомбах под городом, – он донес мастерски. Тим знал об ораторском искусстве, но впервые столкнулся с ним на практике. Интонации, жесты и позы – Немчинов все подчинял одной-единственной цели: направить внимание аудитории только на себя, подчинить чужую волю и вложить свои идеи на более глубоком уровне, чем осмысление, тем самым пресекая любые возможные сомнения. Его слушали чуть ли не раскрыв рты, да и сам Тим, прекрасно знавший об истинном положении дел в Москве, едва не поверил.
– А теперь рассказывайте, как все обстоит на самом деле, – сказал Колодезов, пригласив их после собрания в собственный кабинет.
В теплицах, которые в поселке принято было называть оранжереями, бурно цвели огурцы. После разнообразия столичной флоры они особенно нравились Тиму. В воздухе витал свежий аромат зелени и увлажненной земли.
Аленка сидела на грубо сколоченной скамейке и наблюдала за опрыскивателем. Тот вертелся против часовой стрелки, окатывая водой находящиеся поблизости кусты. Капельки сияли ограненными алмазами на маленьких руках девушки, но она не замечала их. Конечно, кому-то могло показаться, что бегать с лейками могли бы и сами жители, а тратить электроэнергию на подобное нерационально, ведь и постоянного освещения теплиц вполне достаточно. Однако в поселке, наоборот, не принято было использовать людей в качестве дешевой рабочей силы. От них требовали прежде всего умения думать, а не механически выполнять какие-либо действия.
В сиянии ламп дневного света волосы девушки казались ярко-рыжими, а бледная кожа атласной. Когда Тим приблизился, она повернула голову, и в глазах заплясали тысячи отблесков.
– Привет, – произнесла она тихо. – Как оправдываться будешь? Вообще-то я на правах твоего друга рассчитывала не остаться в стороне от столь судьбоносных решений. Ты же, по официальной версии, готовился к походу в Москву за полгода.
– Ты пошла бы со мной? – холодея от несбывшегося ужаса, спросил парень. Если бы Аленка отправилась с ним, то не выжила бы.
– Я любопытнее кошки, – фыркнула она, криво усмехнувшись. – Конечно, я не упустила бы подобного шанса.
Тим опустился возле нее – прямо на грязный пол, сжал тонкие пальцы своими, и она не отдернула руки.
– Значит, я все сделал правильно.
– Ах ты, гад… – возмущенно проговорила Аленка, но он не позволил ей договорить.
– Если бы тебя не было в поселке, то и мне незачем было бы возвращаться, – признался он, поднося ее кисть к губам, целуя запястье и внутренне обмирая от собственной дерзости, которую почему-то не пресекали на корню.
Потом он говорил – тихо и только правду, уверенный, что она останется между ними. Аленка презирала поселковых сплетниц. Разболтать могли Родька или Данька, но только не она.
Колодезов не стал отрицать влияния, которое на Тима оказал Витас, но причину назвал другую. Возможно, дядька даже искренне верил в нее. Тим точно не стал бы обвинять во лжи ни его, ни мутанта, но твердо решил держаться подальше от обоих хотя бы в ближайшее время.
Витаса иногда посещали видения близкого будущего. Он слишком часто оказывался прав, чтобы не прислушаться к нему и на этот раз, тем более вести были безрадостными: на болоте появился некто, способный объединить звериную мощь волкодлаков, стать мозговым центром, направлять примитивных кровожадных хищников. Витас очень ярко расписывал падение поселка под натиском тварей. Колодезов был в ужасе от образов, вложенных в его голову мутантом: разрушенные склады, обглоданные трупы, загрызенные дети…
Необходим был некто посторонний: тот, кто вырос, а значит, и думал совершенно иначе, нежели люди из поселка. Кто, услышав мольбы о помощи, лишь фыркнул бы и отвернулся, тотчас забыв о них, направившись по своим делам.
«Ну, вы из меня совсем монстра-то не делайте», – возмутился тогда Немчинов.
«Не в том дело, кто монстр, – возразил Колодезов, – а в качественно ином образе мыслей. И как мы могли убедиться, Витас оказался прав: ты, Олег, единственный не поддался зову Киры».
«Киры?» – не сдержался Тим.
«Так Василиса зовет теперь нашего второго… вторую, – поправился Колодезов, – мутантку».
«И что Витас говорит по этому поводу?» – поинтересовался Немчинов, но Тиму почудилось, будто заботит его совершенно другое.
«Она принесет пользу, если правильно воспитать», – ответил Колодезов.
Немчинов хмыкнул.
«Тогда держите от нее подальше этого умника, – заявил он, указав на Витаса, и, бросив взгляд на Тима, добавил: – И от Тимура тоже. Один кривой взгляд в его сторону, любая идея, показавшаяся мне противоестественной для его склада характера, и я вас убью! Обоих!»
В этот момент Немчинов не брал в расчет, что он никто в поселке, не обладает никакой властью, не имеет даже личного оружия: его выдавали только тем, кто поднимался на поверхность. Он просто брал Тима под свою опеку и защиту, а кроме него – всех, кто был тому близок и дорог. Немчинов не сомневался в своем праве приказывать, и, вероятно, потому Колодезов не решился спорить, а Тим – возмущаться и щеголять бахвальством.
«Хорошо», – коротко ответил глава поселка.
– Если ты еще хоть раз учинишь подобное, не поставив меня в известность… – голос Аленки вырвал его из воспоминаний.
Тим улыбнулся.
– Никогда больше, – пообещал он.
* * *
В кабинет, где за столом, заваленным разрозненными листами, исписанными мелким почерком, и толстыми тетрадями учета, работал Женька, Тим вошел неуверенно, постучавшись и дождавшись приглашения.
Женька сидел, сгорбившись, нацепив на нос старомодные очки. На краю столешницы притаились три древних дисковых телефона. Один – красный – для сообщения с кабинетом Колодезова. Второй – серый – соединял со складами и охраной, дежурившей у выходов на поверхность. Третий – черный в белых спиралях – находился в бункере все время. Телефонный кабель убегал в монолитную с виду стену. Неясно было, куда он вел. Все время, которое просуществовал поселок, аппарат не звонил ни разу, но и отключить его не решался никто.
Женька поднял голову от бумаг, прищурился, стащил очки с носа и, сложив, осторожно положил на столешницу. Потер покрасневшие глаза, пригладил вьющиеся вихры, отросшие еще больше с тех пор, как Тим видел его в последний раз, и глухо проговорил:
– Привет. С возвращением.
– Здравствуй.
Беседа не складывалась. Тим помнил выкрикнутое «предатель», Женька винил себя все время его отсутствия.
– Как видишь, наказали меня по полной. Света белого не вижу, – фыркнул он и сгреб бумаги, отправив в один из ящиков.