История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3 - Дмитрий Яворницкий

В письме к великому государю запорожцы, «воздав челобитное до земли поклонение» за присланное жалованье, в то же время били челом на том, что им немалое утеснение на реке Самаре чинится и что они, несмотря на просьбы о том как гетману, так и самому государю, не имеют себе ни единой отповеди и даже потеряли всякую на ответ надежду. Не получили они полного удовлетворения и в присланном жалованье государя: в прошлом году прислано было им 200 половинок добрых амбургских сукон, а в нынешнем только 150 половинок простых шиптуховых сукон и то с недостачей нескольких аршин в половинках; соболи присланы также нецелые, с пришивными хвостами без печатей, «нещадно з боков обрезанные и вельми худые», каких еще никогда запорожцам не было присылаемо, да и роспись всем подаркам почему-то прислана без печати. Донося обо всем том великому государю, запорожцы желают знать, присылаются ли царские щедроты в таком виде от самого государя, или же они переменяются в руках его посланцев. Как бы то ни было, но запорожцы бьют челом великому государю впредь прислать больше против нынешнего жалованья в деньгах, в сукнах, в зелье и в свинце, за что все казаки обещают быть и в настоящие и в грядущие времена «послушливы и благотворительны» и сохранять свою верность «непоколебимо»[451].

Гетман Мазепа, отправляя оба листа запорожцев, ему лично и государю писанные, с царским послом Жедринским, в свое оправдание писал государю, что запорожцы не имеют повода жаловаться на селитренников, так как те люди делают свои майданы не при самой реке Самаре, а в полях, поодаль, и от того убытка им не может быть никакого[452].

Все недоразумения, происшедшие между великороссами, малороссиянами и запорожскими казаками в городе Тавани, можно объяснить не чем иным, как полным бездействием тех и других в отношении неприятелей: русским ратникам и запорожцам, привыкшим к военным действиям, после Карловичского перемирия все еще оставленным в Тавани, ничего другого не оставалось делать, как или драться между собой, или же делать мелкие на басурман набеги. Так именно в это время перекопский каймакан и сам крымский хан заносили жалобу таванскому воеводе Ивану Опухтину за причиненные татарам в разных местах от казаков и русских обиды, убытки и разорения. Однажды, когда хан вышел из Крыма, пришел к Кардашину и стал там на ночлеге, в ту ночь явилось 18 человек[453] четвероконных и пеших казаков, захватили там тридцать голов лошадей и поранили несколько человек татар, потеряв убитыми двух собственных людей. В другой раз «воровские казаки» из Шангирея и Таванского городка напали на одного янычанина Магмета, который ездил с товарами к Днепру, распродал там свои товары и возвращался назад. Напав на проезжавшего меж Шангиреем и Колбруном (вероятно, Кинбурном), они убили его на месте, взяли его товары и 400 ефимков денег. В третий раз «воровские люди»[454] Таванского городка напали на другого янычанина на Белом озере, разграбили всю его телегу, взяли 20 лисиц, 5 соболей. Наконец, были и такие, которые, пользуясь установленным между московским государем и турским султаном мирным договором, приходили в турскую сторону на службу, жили там по несколько времени, потом ночью забирали разные вещи (саблю в серебряной оправе, шубу суконную «на белье черевье меху») и убегали на свою сторону. И перекопский каймакан, и сам крымский хан просили воеводу Опухтина возместить все убытки родственникам потерпевших, воров и убийц разыскать, наказать без снисхождения: «И вы бы для дружбы тех воров и душегубцев и взятые товары к нам прислали, и буде тех воров и взятых товаров к нам пришлете, дружба наша исполнена будет; а буде тех воров и взятых товаров к нам не пришлете, то между нами в том будет остуда»[455].

Несмотря на такую жалобу каймакана, запорожцы весной 1700 года вновь угнали у татар 55 голов лошадей и причинили татарам разные «грабительства». Тогда гетман Мазепа отправил в Сечь «умыслных»[456] посланцев и через них велел кошевому и всему товариству отыскать виновных «злочинцев», учинить «неотволочную и слушную» управу, вещи пограбленные разыскать и лошадей непременно потерпевшим возвратить[457].

Сидя в Тавани, запорожские казаки причиняли и другие неприятности туркам: они способствовали бегству из Очакова потурнакам и одного такого отправили к гетману Мазепе, а Мазепа с запорожским товариством отослал его к царю для отобрания от него вестей басурманских[458]. За службу своих товарищей запорожцы просили гетмана исходатайствовать у царя обыкновенное для войска годовое жалованье, и гетман по этому поводу писал лист к царю Петру Алексеевичу[459].

Мелкие действия русских и запорожцев, находившихся в Тавани, против татар и турок не нарушали, однако, мирных отношений, установленных в Карловичах между Турцией и Крымом, с одной стороны, и Россией – с другой. Июля 3-го дня 1700 года перемирие в Карловичах было подтверждено полным миром на 30 лет в Константинополе[460].

Условия этого мира состояли из двенадцати пунктов, из коих четыре пункта касались и запорожского низового войска:

1. Казаков казнить смертью, если они в мирное время пойдут войной на турецкие и крымские места.

2. Казакам вольно промышлять зверем и рыбой вплоть до устья Днепра.

3. Никаким поселениям, начиная от Сечи и кончая устьем Днепра по всему днепровскому берегу, кроме небольшого укрепления для переправы проезжих через Днепр людей, впредь не быть.

4. Приднепровские городки, взятые у турок силой русско-козацкого войска, как, например, Тавань, Кызыкермень, Нустриткермень, Шагингирей, разорить до основания[461].

«Священному царскому величеству покоренные и подданные, или москвичи или казаки и иные, по рубежьям мусульманским, таманским и крымским, и достальным, и подданным их же никаких набегов и неприятельств да не творят, и неспокойные и своевольные казаки с чайками и с суды (судами) водяными да не выходят на Черное море и никому убытку и урону да не наносят, но жестоко содержаны да будут от своевольств и напусков; и статьям мирным противные и доброму соседству противящиеся смятения и расположения, если когда объявятся явно, с жестокостью да накажутся… Да от Перекопского замка начинающейся заливы Перекопской[462] двенадцати часов разстоянием простирающейся земли, от края до нового города Азовского, который у реки Миюса стоит, среди лежащия земли пустые и порожняя и всяких жильцов лишены да пребудут[463]; также во странах реки Днепра от Сечи, города запорожскаго, который в рубежах московского государства на вышереченной реки берегу стоит, даже до Очакова, среди лежащия ж земли, кроме нового села, на обоей стороне Днепра, равным образом пустыня и безо всякого жилища порозжие да пребывают, а близ городов с обеих сторон место довольное на винограды и огороды да оставятся. Ниже разоренные городки паки да построят, но порозжие да пребывают, и на местех, которым порозжим пребыть взаимным согласием показалось, буде какой городок подобный найдется, тот также с обоих сторон да разорится, ни таковы места да состроиваются, ни да укрепляются, но как суть порозжи, да оставлены будут… А буде во время сего мира или перемирья меж крымцами и казаками и общественно меж обоими государствии (-ами), по наченшейся некоей трудности, возбудится спор и ссора меж порубежными губернаторы, и султанами и иными начальными, удобно разсмотрена да будет, а зачавшимся труднейшим делам, имев пересылку с государством Оттоманским, мерою пристойною к дружбе и к миру да успокоятся, и для подобных порубежных ссор ни войны, ни бой да не вчинается, но совершенно и с превеликим радением тщатись, дабы покой с обеих сторон крепко блюден… У Днепра реки населенные Тавань, Кызыкермень, Устреткермень и Сагинкермень городки да разорятся с тем уговором, дабы впредь никогда на тех местех городкам и никакому поселению не быть; а речные места с своими землями как до сей войны были, так во владения Оттоманского государства от его священного царского величества да возвратятся и во владении Оттоманского государства да пребудут. А преждереченных тех городков разоренье по утверждении сего мира чрез великое посольство да последует тотчас, и в 30 дней без откладки во исполнение да приказано будет и да совершится. А воевода и ратные люди высокопомянутого царского величества, которые в вышереченых городах Ныне суть, со всеми пушками и воинским приуготовлением и с пожитками, и с хлебными запасами, безбедно и с безопаством выходя, в свои стороны да переберутся; а при выходе и возвращении никакое неприятельство и своевольство и никакой урон и убыток вышеречным да не наносится от народа татарскаго, или от покоренных Оттоманскому государству, или от ратей, или подданных, или иных, кто бы ни есть они были; а меж тем временем ратные люди, и московские и козацкие, или в вышеупомянутых городках сущие, или исходящие, или возвращающиеся с лутчим обучением да удержатся, и никоими мерами да не простираются, или чего ни есть, да не замеривают»[464].