Шесть черных свечей - Дес Диллон

Опытные мозольные операторы знают, что грань здесь очень тонкая, как при пасе в футболе. Пока молодой, эта грань, за которой начинается боль, представляется в виде тонкой линии, которую очень легко нарушить, так что уж лучше не слишком к ней приближаться. Только в этом случае матушка и Старая Мэри не получат никакого удовольствия. А вот когда достигнешь уровня мастера (как Донна с Венди), то можешь двигаться по самой линии — сейчас она сделалась в сто миль шириной, — а матушка и Старая Мэри будут блаженствовать.

Вот так обстоят дела, когда Линда задает свой вопрос:

— Он по-прежнему не пьет, папа-то?

Матушка отвечает, не открывая глаз:

— Уже тринадцать недель.

— Небось потихонечку пропускает по рюмашке, — говорит Энджи.

— Капли в рот не берет. Займись вот этой, на мизинце. Она меня прямо убивает, — говорит матушка Венди.

Даже с закрытыми глазами матушка знает, что это Венди расправляется с мозолями. Матушка узнает своих дочерей по прикосновениям. По искусству оператора. Донна сперва поддевает мозоль ногтем, а потом тянет на себя, потихонечку выкручивая. Венди вонзает ноготь не так глубоко и как бы подрезает мозоль, одновременно вытягивая ее. Таких иссечений бывает несколько, всякий раз в другом направлении. Матушка сама не знает, куда именно поведет свой ноготь Венди. По правде говоря, для мозолей матушка предпочитает Венди, а для гнид — Донну. Которая дочка в данный момент у ног, а которая занимается головой — матушка и впрямь может определить с закрытыми глазами. Не так уж много матерей может этим похвалиться.

Сестры поглощены своим занятием и блаженствуют, согретые огнем камина и наслаждением матушки. Их гипнотизирует пламя и чувство семейного единства. Но тут в дверь стучат.

Все моментально впадают в тревогу, будто кролики.

Все смотрят на дверь. Стук слышится вновь. Тук-тук-тук! Все смотрят на Кэролайн.

— Кто там? — спрашивает Кэролайн.

Тишина.

Кэролайн спрашивает еще раз:

— Кто там?

— Это Бобби, — следует ответ.

Девочки смотрят друг на друга, оскорбленные до глубины души. Даже ругательства вязнут у них в тягучей жиже ненависти.

Кэролайн оборачивается к сестрам. В глазах у нее мольба.

— Это Бобби. Что мне делать?

— Совсем оборзел, мудак! Сюда приперся! — вопит Джедди.

— Кто это там с тобой говорит, Тина Тернер, что ли? — громко вопрошает Бобби.

Джедди одаривает дверь взглядом таким злым, что Бобби, наверное, чувствует этот взгляд через слой дерева.

— Что тебе нужно? — спрашивает Кэролайн.

Старая Мэри делает Девочкам знак, чтобы те дали им потолковать.

Вот их разговор, слово в слово.

— Мне надо с тобой поговорить, — произносит Бобби.

— Так говори.

— Через дверь?

— Я тебя прекрасно слышу.

Крышка щели для почты со скрипом приподнимается. Два мультяшных глаза шарят вправо-влево, вдруг у кого-нибудь из семейки в руках кухонный нож или еще какая-нибудь острая штуковина. Уж Бобби-то их хорошо знает.

— Выходи сюда — и поговорим.

— Я же сказала, мне тебя и здесь хорошо слышно.

— Ага. Тебе и твоим гребаным ведьмам.

Ой, зря он так. Кажется, оскорблениям теперь не будет конца. Хуже того, сестры начинают вмешиваться в их с Кэролайн разговор.

— Они — моя семья. Моя семья, распротак твою! — кричит Кэролайн.

— Вот именно, семья, — подтверждает Джедди.

Бобби колотит в дверь. На этот раз он разозлился. На этот раз он мужик. На этот раз все идет как полагается.

— Впусти меня, — громко требует он.

— Тра-ля-ля, тирлим-ку-ку, хрена моему зятьку! — орет Энджи в ответ.

Следует такой взрыв хохота, что дом чуть не рушится. Сестры валятся со смеху и держатся за живот. Гоготание заполняет весь наличный объем от пола до потолка. Даже Старая Мэри смеется, и зубки у нее во рту так и постукивают один о другой. Один о другой.

— Кто этот вонючий виршеплет? — интересуется Бобби. — Ладно, сейчас угадаю… Венди?

— Вообще-то Энджи, — сообщает Венди.

— Это я, ты, блядун затраханный, — громко говорит Энджи.

— Я-то драматург, — уточняет Венди.

Девочки выпучивают на нее глаза. Как-то Венди сочинила какую-то сценку для рождественского концерта. Исполняли ее ученики начальных классов. И вот теперь она, оказывается, драматург. Не кот насрал.

Квартира словно насыщается электричеством. Невидимые голубые линии протягиваются от Девочек к Кэролайн. Она чувствует это. Энергия входит в ее кровь, обволакивает ее внутренности, заполняет ее грудь, поднимается выше и выше. Приходит невыразимая злость. Появляются слова, которые страшно было произнести. Страшно, потому что, когда твой мужчина бросил тебя, ты перестала себя ценить и уподобилась в своих глазах пустой жестянке из-под бобов. Энергия распирает Кэролайн, и вот нужные слова уже на языке, а страх исчез.

— Как делишки у Стейси Грейси?

Вот это Девочкам нравится. Они улыбаются, и потирают руки, и выгибают спины в ожидании ответа.

— К твоему сведению, я не видел Стейси Грейси уже три дня. Уехала, что ли, куда?

Девочки смотрят друг на друга всепонимающими глазами. Такие глаза могут быть только у ведьм. Или у сестер. Они делают Кэролайн знаки, чтобы та продолжала. Бобби за дверью, сам того не ожидая, приходит в смущение.

Кэролайн опять обращается к Бобби:

— Так что тебе нужно? Чистое белье?

— Мне нужно, чтобы ты отказалась от услуг Макгугана.

— «Мне нужно, чтобы ты отказалась от услуг Макгугана», — повторяют все. Сестрам нравится передразнивать жалостный голосок Бобби.

— Пошли ты его на хрен! — кричит Энджи.

— Ты покойник! — орет Донна.

Но Бобби не обращает на сестер никакого внимания. С ними только ввяжись в разговор. Бобби обращается исключительно к Кэролайн:

— Ты меня впустишь?

— Тра-ля-ля, тирлим-ку-ку, хрена моему зять ку, — произносит Энджи нараспев.

Сестры оживляются и уже не умолкают.

— Скажи ему что-нибудь. Пусть позлится, — подзуживает Джедди.

Пока Кэролайн думает, что бы такое сказать, на лице у нее появляется некое подобие улыбки. У Кэролайн сейчас такой вид, будто ее попросили спеть на вечеринке и она выбирает подходящую песню.

— Надеюсь, Стейси Грейси обходится тебе не так дорого, как другим ребятам из «Монкленд-бара».