Питер Пэн и Венди - Джеймс Мэтью Барри

Меня попросили написать небольшое предисловие для нового иллюстрированного издания книги «Питер Пэн и Венди», потому что я являюсь одним из оставшихся в живых ближайших родственников Джеймса Мэтью Барри (он был дядей моего дедушки).

Барри написал много романов и пьес, пользовавшихся большим успехом, однако «Питер Пэн», впервые увидевший свет в 1904 году, и по сей день остаётся самой известной его книгой. Дж M. Барри получил титул баронета, был награждён орденом «За заслуги»,[1] имел много других знаков отличия — одним словом, добился общественного признания, был богат и знаменит. Однако он не был счастлив: его семейная жизнь не сложилась, детей у него не было.

Барри помогал семье Левелин Дэвис и стал опекуном пятерых мальчиков после смерти их родителей. Дети Дэвисов заменили Барри семью, он был очень привязан к ним. Благодаря им и появился Питер Пэн, характер которого Барри списал с мальчиков. Пока дети были маленькие, они проявляли ответные чувства, но, подрастая, они неизбежно отдалялись от своего приёмного отца. Во время Первой мировой войны один из сыновей погиб на фронте. Ещё одним ударом для писателя стала смерть моего дедушки, любимого племянника Дж. М. Барри, погибшего в битве на реке Сомме в 1916 году. Позже, уже в мирное время, утонул другой его приёмный сын — студент Оксфордского университета. Барри был просто раздавлен этими потерями и так и не оправился от них.

Я никогда не встречался с Дж М. Барри, поскольку он умер задолго до моего рождения, но я многое знал о нём от моего недавно скончавшегося отца, Александра Барри, который навещал известного писателя в его квартире в районе Аделфи и играл в крикет в команде, которую Дж. М. Барри составил из своих друзей (среди них было немало писателей). Квартира Дж. M. Барри была огромная, с великолепным видом на Темзу. В ней был камин, стены покрыты панелями из древесины, присланной с тропического острова Самоа другом (и героем) Дж M. Барри Робертом Льюисом Стивенсоном.

Эта дружба, несмотря на то, что была заочной (друзья только переписывались), имела для обоих огромное значение. Стивенсон, как и Барри, был признанным шотландским писателем, блестящим создателем книг для детей, включая великую пиратскую историю «Остров Сокровищ». Но в одном, довольно важном, отношении Стивенсон отличался: он был искателем приключений, закончившим свои дни в южных морях. Барри восхищался такими людьми, как Стивенсон, в крови у которых был кураж — страсть к риску, неустрашимость (Стивенсон принимал участие в финансировании трагически закончившейся экспедиции капитана Скотта к Южному полюсу). Повесть о Питере Пэне — собирательная, но в ней отражено разочарование Барри в жажде приключений, которая присуща каждому ребёнку.

В 1929 году Барри передал все права на издание ‹ Питера Пэна» детскому госпиталю на Грейт Ормонд-стрит. Этот дар позже был включён в его завещание с условием, что суммы отчислений никогда не будут обнародованы. После смерти писателя в 1937 году авторские права охранялись в течение пятидесяти лет, а потом гонорары перестали поступать. Однако в 1988 году парламент принял уникальный закон, который предоставил госпиталю бессрочное право на получение процентов от продаж «Питера Пэна», гарантируя таким образом, что госпиталь будет иметь доход от продажи книги до тех пор, пока история про Питера Пэна будет нравиться читателям.

Барри никогда не говорил о мотивах своего благородного поступка. Однако посвящение к изданию «Питера Пэна» 1928 года даёт нам ключ. Посвящение адресовано пятерым детям Левелин Дэвис, двое из которых к тому времени уже умерли, и в нём Барри сказал, что «в память о том, кем мы были друг для друга, вы примите это посвящение с любовью вашего друга». Я думаю, что дар детскому госпиталю также является выражением преданности этой пятерке.

Дэвид Барри Декабрь 2003 года

Все дети (кроме Питера Пэна, о котором ты скоро услышишь) в конце концов становятся взрослыми. Рано или поздно они узнают, что должны вырасти. Венди узнала об этом так. Когда ей было два года, играла она однажды в саду, сорвала цветок и подбежала к матери. Должно быть, она была очень мила в эту минуту, потому что миссис Дарлинг прижала руку к сердцу и воскликнула:

— Ах, если б ты осталась такой навсегда!

Больше они об этом не говорили, но с тех пор Венди уже твёрдо знала, что вырастет. Об этом всегда узнаёшь, как только тебе исполнится два года. Два — это начало конца.

Тебе, конечно, известно, что Дарлинги жили в доме номер четырнадцать, и до появления Венди главной в семье была мама, очаровательная женщина с романтическим воображением и прелестным насмешливым ртом. Романтическое воображение миссис Дарлинг походило на маленькие шкатулки, которые привозят из далёких восточных стран. Откроешь одну — а в ней другая, поменьше, а в той ещё одна, и так без конца! А в уголке её прелестного насмешливого рта прятался поцелуй, который Венди никак не удавалось поймать. Как она ни старалась, он всё ускользал от неё! Казалось бы, вот он, притаился в правом уголке рта, — а попробуй поймай!

Мистеру Дарлингу она досталась так: множество джентльменов, которые были юношами, когда она была девушкой, вдруг в один и тот же миг обнаружили, что любят её; они бросились со всех ног к её дому, чтобы предложить ей руку и сердце, но мистер Дарлинг крикнул извозчика, домчался туда первым и получил её в награду. Он получил всё — кроме самой последней шкатулочки и поцелуя, который прятался в уголке её рта. О шкатулочке он и не подозревал, а на поцелуй со временем махнул рукой. Венди считала, что получить этот поцелуй мог бы только Наполеон; ну а мне кажется, что и Наполеон ушёл бы ни с чем, в сердцах хлопнув дверью.

Мистер Дарлинг не раз хвастался Венди, что её мать не только любит, но и уважает его. Он был одним из тех глубокомысленных людей, что всё знают про акции и облигации. По-настоящему, конечно, о них никто ничего не знает, но он говорил о том, что акции поднялись или упали в цене, с таким видом, что ни одна женщина не могла бы отказать ему в уважении.

В день свадьбы миссис Дарлинг была вся в белом; поначалу она записывала все расходы с величайшей тщательностью и даже, казалось, находила в этом удовольствие, будто играла в какую-то весёлую игру; не было случая, чтобы она забыла хоть пучок петрушки; но мало-помалу она стала пропускать целые кочаны цветной капусты, а вместо них на страницах её расходной книги появились рисунки каких-то младенцев. Она рисовала их вместо того, чтобы заниматься подсчётами. То были догадки миссис Дарлинг.