Леонард Коэн. Жизнь - Сильвия Симмонс

Леонард уже не был подростком. Вполне возможно, что он не был им никогда. Песни Леонарда, как и его стихи, предназначались для взрослых. Он писал утончённые тексты и лаконичные мелодии, которые не мешали его словам дышать, давали слушателю время откликнуться на них. Пение его было безыскусно, а в музыкальном продюсировании, как и почти во всём остальном, он предпочитал изысканную сдержанность. Трудно представить себе, чтобы Леонард Коэн и Фил Спектор захотели работать вместе — наверное, им для этого надо было бы встретиться на свингерской вечеринке и обоим оказаться не у дел. Но по милости Марти Машэта их сотрудничество стало реальностью. Машэт рассуждал просто. У него есть клиент — Спектор — один из самых знаменитых представителей американской поп-индустрии, который переживает трудный период и должен в скорейшем времени предоставить Warner Bros. новый альбом, иначе они оба потеряют кучу денег. И у него есть ещё один клиент — Леонард — артист, который везде, кроме Америки, является культовым, который пишет песни с Джоном Лиссауэром — малоизвестным продюсером, чья пластинка с Леонардом пролетела мимо американских чартов. Спектор слышал Леонарда в клубе Troubadour и сказал Машэту, что Коэн его «загипнотизировал». Леонард признавался в любви к старым записям Спектора: он считал их «такими экспрессивными, что я не отказался бы быть его Берни Топином» [1]^. Так почему бы не свести их вместе? Пусть Леонард пишет тексты, а Спектор музыку. Это решило бы проблему Спектора, а может быть, и проблему Леонарда тоже.

Как оказалось, у Леонарда со Спектором было больше общего, чем могло показаться на первый взгляд, и дело не огранивалось тем фактом, что оба они были евреями с восточного побережья американского континента и имели одного и того же менеджера. Каждый из них остался без отца в девять лет (отец Спектора покончил с собой) и имел близкие отношения с матерью. Оба они горячо любили женский вокал: Спектор часто писал для женщин и в 60-е собрал несколько девичьих вокальных групп. Оба они очень серьёзно относились к своей работе и ревниво оберегали её от постороннего вмешательства. Оба они страдали от приступов меланхолии, а к моменту знакомства у обоих были семейные проблемы и оба много пили. Так началась удивительная история альбома Death of a Ladies’ Man («Смерть дамского угодника»).

Спектор жил в особняке из двадцати комнат, построенном в начале 1920-х годов в испанско-голливудском стиле. Перед домом был фонтан, на заднем дворе — бассейн, вокруг дома — роскошный сад. По периметру была натянута колючая проволока и висели знаки «Не входить». Нарушителей были готовы встретить вооружённые охранники. Когда Леонард впервые поднялся по ступенькам дома под руку с Сюзанной, дверь им открыла горничная, которая провела их мимо старинных доспехов и вдоль стены, увешанной старой живописью и фотографиями в рамах: Ленни Брюс, Мохаммед Али, Мартин Лютер Кинг, Джон Леннон — кумиры и друзья Спектора. Они вошли в гостиную. Там, как и во всём доме, было прохладно и темно; от аквариума и музыкального автомата исходил более яркий свет, чем от гигантской люстры.

Спектор пригласил Леонарда с Сюзанной на ужин. Собралась небольшая компания, и Спектор показал себя радушным хозяином — проницательным, остроумным и обходительным. Дело близилось к утру, росла куча пустых бутылок, и Спектор становился всё более возбуждённым. Гости поочерёдно расходились, и Леонард с Сюзанной оставались последними. Когда они наконец встали, собираясь уходить, Спектор громко велел прислуге запереть двери. «Он не желал выпускать нас из дома», — вспоминает Сюзанна. Леонард сказал, что раз они остаются на ночь, можно найти какое-то более интересное занятие, чем кричать на слуг. К следующему дню, когда двери открыли и их отпустили домой, Леонард со Спектором успели придумать новую аранжировку песни «I Went to Your Wedding» кантри-певицы Патти Пейдж и сделали первые попытки сочинять песни вместе.

В следующие недели Леонард стал в этом доме частым гостем. Спектор был совой, так что он приезжал из своего дома в Брентвуде ближе к вечеру. Дорога была недлинная. Леонард имел деловой вид — костюм и портфель. По воспоминанию Дэна Кесселя, он выглядел «как элегантный европейский Дастин Хоффман». Горничная провожала его в гостиную, которую плотные бархатные портьеры надёжно защищали от яркого калифорнийского солнца, а кондиционер наполнял ледяным воздухом, и оставляла его там одного, чтобы глаза его привыкли к вечным сумеркам. Спустя несколько минут появлялся Спектор в сопровождении Дэна и Дэвида Кесселей. Братья знали Спектора с детства: он был хорошим другом их отца, знаменитого джазового гитариста Барни Кесселя, который неоднократно записывался на его пластинках. Дэн и Дэвид пошли по стопам отца: они тоже были гитаристами и играли на некоторых записях Спектора, в том числе на спродюсированном им альбоме Джона Леннона Rock «n» Rol™.

В гостиную вкатывали старинный серебряный сервировочный столик, уставленный бутылками и тарелками. Кессели удалялись в соседнюю комнату

- офис Спектора, — а Леонард и Фил некоторое время болтали и потом принимались за работу. Иногда они слушали какую-нибудь песенку на музыкальном автомате, в котором было много малоизвестных ритм-энд-блюзовых и рок-н-ролльных записей, а также старых хитов Элвиса, Диона, Дилана, Джонни Кэша на лейбле Sun, Фрэнки Лейна. После этого они сочиняли песни, сидя за роялем на длинной скамейке красного дерева. Братья Кессели, сидя в офисе, слушали их работу через студийные мониторы, высказывали своё мнение, когда Спектор им интересовался, и иногда, если требовалось, приходили поиграть на гитаре. В остальное время они играли в пул.

- Весь день до глубокой ночи они работали, делали перерыв, снова работали, снова делали перерыв, — рассказывает Дэвид Кессель. — Они постоянно обменивались идеями. Леонард приносил свои наброски, и Фил говорил: «Так, ладно, к этому сюжету подходит вот такая музыка», или у Фила была музыкальная идея, и Леонард говорил: «О, чувак, эта музыка наводит меня вот на какую мысль». Во время перерывов я часто сидел с Леонардом во дворе у фонтана, и он говорил: «Вау, это что-то новое», «Это интересно», «Из этого должно получиться что-то очень классное», «Я никогда так прежде не делал». Он тестировал на нас идеи: вдруг мы подскажем ему, в какую сторону это развивается или чего ему ожидать? Фил говорил только: «Это круто, будет интересно; я хочу увидеть, что из этого получится, и надеюсь, что получится хорошо».

Дэн Кессель вспоминает:

- Леонард был знаменит тем, что работал медленно и тщательно; Фил сразу же принимался за дело и доводил его до конца. И всё равно — а может быть, благодаря этому — они хорошо дополняли друг друга. Они много шутили и смеялись.

Когда в гости к Спектору однажды зашёл его друг, автор песен и певец Док Помус, они, по его словам, «шатались по дому, как пьянчуги» [2].

Среди черновиков, которые Леонард таскал в своём портфеле, были тексты песен, которые они с Джоном Лиссауэром писали для Songs for Rebecca. «Guerrero» и «Beauty Salon» получили новые мелодии и аранжировки и превратились в «lodine» и «Don’t Go Home With Your Hard-On». Ещё Леонард принёс неоконченную песню «Paper-Thin Hotel», которую начал писать ещё во время тура в поддержку альбома New Skin for the Old Ceremony. С другой стороны, песня «Memories» была написана за роялем в доме Спектора. Объявляя её на концерте в Тель-Авиве в 1980 году, Леонард назвал её «вульгарной песенкой, которую я написал некоторое время назад с ещё одним евреем в Голливуде и в которую я вложил свои самые дурацкие и банальные подростковые воспоминания» [3]. Леонард, практически в спекторовском духе, вспоминал свои школьные дни и свой почти что перешедший в финальную стадию сексуальный голод. Ещё эта песня повествует о его безуспешных попытках соблазнить Нико: