Леонард Коэн. Жизнь - Сильвия Симмонс

Если не считать концертов в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, американский тур Леонарда имел в лучшем случае умеренный успех. Несколько концертов прошли перед почти что пустым залом.

- Он был почти никому не известен, — говорит Лиссауэр. — Леонард не очень-то хотел играть в Штатах, он чувствовал, что здесь его не понимают, и, так как люди его не хотели, он тоже не хотел их и оказывался без аудитории. Меня как продюсера это ставило в тупик; я хотел увидеть его успех в Штатах. Но в канадском туре на него приходили толпы, и некоторые концерты были шикарны. Несколько из них мы записали.

В туре Леонард уже обдумывал новый студийный альбом. На этот раз он хотел полноценного сотрудничества с Лиссауэром. «Леонарду очень нравились мои мелодии, и мы решили сочинять вместе. Дело пошло хорошо, мы написали несколько очень сильных песен и работали над ними в туре». Этими песнями были «Came So Far for Beauty», «Guerrero», «I Guess It’s Time», «Beauty Salon» и «Traitor Song». Ещё они работали над новыми версиями «Diamonds in the Mine», «Lover Lover Lover» и «There Is a War». После окончания тура они вдвоём отправились в Нью-Йорк и сразу же приступили к работе над альбомом, которому Леонард дал название Songs for Rebecca.

Леонард снова поселился в отеле «Роялтон». Лиссауэр приходил к нему и получал от него тексты, которые они обсуждали, а потом Лиссауэр шёл домой и придумывал мелодии.

— Потом мы встречались у меня в лофте, — вспоминает Лиссауэр, — и работали за роялем. Леонард приходил без гитары, потому что я придумывал, наверное, не те аккорды, к которым он естественно тяготел. Ну то есть я старался сочинять в удобном для него стиле, я не хотел просто написать поп-песню и заставить его спеть её, но при этом я придумывал мелодии и структуры, немного выходя за пределы его [привычной] зоны: он в основном придерживался простых аккордов, без добавочных ступеней, без обращений и т. п. Кроме того, он обычно не хотел, чтобы в мелодии были скачки, он любил вести мелодию по соседним нотам, полупеть-полуговорить, как французский шансонье. Но мне кажется, что он устал писать одинаковые песни и хотел чего-то нового, и он достаточно доверял мне.

Лиссауэр записал демо нескольких песен, чтобы они смогли оценить плоды своей работы. Леонард, казалось, был доволен направлением, в котором они шли. Потом он решил уехать в Грецию.

На Гидре песни были отложены в сторону, а Леонард вернулся к книге «Моя жизнь в искусстве». «Десять лет назад, когда мир не знал меня, дело было плохо, но теперь стало ещё хуже», — писал он; ему понадобится «перевернуть свою жизнь свежей любовью» [26]. У Леонарда случались романы. Он продолжал жить с Сюзанной, но писал о ней с горькой злостью. Сюзанна, по её словам, не принимала этого на свой счёт: «Если живёшь с писателем, то чувствуешь, что всё это — пустой лист, репетиция, что у автора есть право нажать на паузу, стереть, повторить, что-то поменять и снова повторить. Так что я ему не мешала. Леонард находил утешение, смысл и комфорт в том, чтобы деконструировать свои будничные печали и жаловаться на них. Я хотела быть ему хорошим слушателем и товарищем, а не просто ранимой женой, хотя последнее, разумеется, иногда бывало неизбежно».

Когда осенью Леонард вернулся в Америку, он хотел проводить больше времени с Роси. В неопубликованном тексте под пессимистичным названием «Конец моей жизни в искусстве» он писал: «Сегодня ранним утром я встречался с Роси. В его комнате было тепло, и стоял приятный запах… Уничтожь свою особую личность, и появляется абсолют. Он мягко говорил со мной. Я ожидал осуждения. Его не было. Я ждал, потому что осуждение есть в голосе у всех, кроме него. Он позвонил в колокольчик. Я поклонился и ушёл. Я посетил его снова после нескольких неприятных часов в зеркале… Я так изголодался по его серьёзности после идиотского легкомыслия и отчаяния часов, проведённых в зеркале» [27]. Также Леонард изголодался по голоду. Живя семейной жизнью, он набрал вес, но ему нужно было быть пустым. Как он писал в «Прекрасных неудачниках», «если я пуст, то я могу принимать, если я могу принимать что-то, значит, оно приходит откуда-то извне, если оно приходит извне, значит, я не одинок. Я не могу выносить это одиночество.». Это одиночество было таким глубоким, что с ним не могло справиться присутствие женщины и детей.

Лиссауэр прилетел в Лос-Анджелес, чтобы встретиться с Леонардом, и они возобновили работу над Songs for Rebecca. Он вспоминает:

— Мы заняли несколько номеров в отеле «Шато-Мармонт» с патио и арендовали электрическое фортепиано. Мы работали над этими песнями, и они начали звучать, и я показал ему аккорды в некоторых песнях, чтобы он мог играть их на гитаре. А потом они с Марти сказали: «Давайте снова отправимся в тур».

Была запланирована неделя концертов в США. По случаю тура в США вышла компиляция The Best of Leonard Cohen: очевидно, в Columbia сообразили, что альбом New Skin for the Old Ceremony, который не вошёл даже в Топ-200 американских чартов, был, по известному выражению, дохлой лошадью, которую уже не имело смысла стегать. В Европе, где у Леонарда были настоящие хиты (New Skin for the Old Ceremony занял 24-е место в Великобритании) эта же компиляция вышла под названием Greatest Hits. Леонард сам отобрал песни для этой пластинки и написал комментарий к каждой из них.

Лиссауэр собрал для Леонарда новую группу, в состав которой на этот раз входил барабанщик. Они отправились в тур в ноябре, не забыв о новых песнях: их включили в концертную программу. «Леонард был воодушевлён, я был воодушевлён, даже Марти казался довольнее, чем можно было ожидать, он ведь вообще не хотел, чтобы Леонард работал со мной», говорит Лиссауэр. Сыграв последний концерт, Леонард и Лиссауэр начали запись: сначала в студии Sound Ideas в Нью-Йорке, потом в A&M в Лос-Анджелесе. Они записали песни, которые сочинили вместе, а также новую версию «Diamonds in the Mine». «А затем словно перекрыли кран. Леонард пропал. Марти не отвечал на мои звонки. Я подумал: что за чёрт? Всё как будто испарилось. И никто не сказал мне ни слова».

Декабрь 1975 года. Леонард вернулся в Монреаль. Оказалось, что туда же приехал Боб Дилан, чтобы дать концерт в рамках своего тура Rolling Thunder — это было бродячее рок-ревю с участием приглашённых артистов, таких как Джони Митчелл, Джоан Баэз, Роджер Макгвинн из The Byrds, певица и актриса Рони Блейкли, музыкант, художник и всеобщий друг Бобби Ньювирт, фолк-певец Рэмблин Джек Эллиот и Аллен Гинзберг. Дилан очень хотел, чтобы Леонард присоединился к ним. Рэтсо Сломен, ездивший с Rolling Thunder в качестве хроникёра11151, вспоминает:

- Боб очень хотел, чтобы Леонард пришёл. Он, очевидно, был поклонником творчества Леонарда, и тот отвечал ему взаимностью. Дилан был горд своим Rolling Thunder, потому что эти концерты были энергичными и захватывающими, а Монреаль это город Леонарда, поэтому присутствие Леонарда было для него ужасно важно. Боб не отставал от меня — «Сделай так, чтобы он пришёл» — и в конце концов отправил меня к Леонарду домой.

Когда машина остановилась у «маленького покосившегося бунгало» рядом с улицей Сент-Доминик, Сломен ещё раз проверил указанный адрес. Дом был очень не похож на жилище знаменитого человека. Когда Сюзанна открыла Сломену дверь, он инстинктивно пригнулся: такими низкими были потолочные балки. Пол был неровный, а стены были сплошь увешаны полками с книгами, фотографиями в рамочках и пыльными безделушками. Он как будто попал в сказочный пряничный домик. Леонард был дома с компанией друзей, и все они музицировали; Леонард дудел в губную гармошку, а Морт Розенгартен стучал ложками, аккомпанируя ему. Сюзанна проводила Сломена наверх, в спальню, чтобы показать ему детей. «Они выглядели ужасно мило, эти ангелочки в кроватках, в убогой комнатушке, а Сюзанна была очень терпелива. Это была умиротворяющая сцена семейной жизни».