Братья наши меньшие - Владимир Данихнов

— Тебе подзаряжаться не надо?

Коля помотал головой:

— Папа заряжает меня каждое утро и вечер. Надолго.

— Сто-о-ой!

По ступеням загрохотали еще чьи-то шаги. То есть не чьи-то, конечно, а пьяной Наташи. Она догнала меня у третьего этажа, схватила за плечи и крикнула в ухо:

— Стоять!

— Ладно, стою, — вздохнул я. — Хочешь отвести меня к своему директору? Веди. Все равно мне некуда идти. Только, боюсь, ты многое проспала, Наташа. В городе военное положение. Террористы, революционная молодежь, мясные банды. Думаешь, будет легко пройти по улицам незамеченными?

— Н-не волнуйся, — выдохнула Наташа. Одной рукой она держала меня за плечо, а другой продолжала заталкивать в сумку резиновый фаллос. — Нас не заметят.

— Умеешь делаться невидимкой?

Наташа помотала головой. Сказала, тяжело дыша, руками и лбом упершись мне в спину:

— Доверься мне. Если меня не стошнит прямо сейчас, все будет в порядке.

— Веселенькая перспектива, — пробормотал я. — Ладно, веди.

На улице было холодно и промозгло. Холодный дождь колотил по асфальту с особенной яростью. Дома вокруг выглядели невзрачно и в наступающих сумерках казались серыми каменными глыбами — ни в одном из них не горел свет. Наверное, что-то случилось на электростанции.

Народу на улице не было. Зато вдали, у Ледяной Башни, что-то вспыхивало и гремело. Я подумал, что это гроза. Потом сообразил, что в январе гроз не бывает.

У подъезда стояла серая иномарка, за рулем которой сидел человек в сером плаще — из этих, «роботских». Приглядевшись, я понял, что человек сидит, уткнувшись лицом в руль, а руки его безвольно повисли. Еще я заметил в ветровом стекле иномарки дыру шириной в палец, от которой лучами расходились трещины.

Рядом стояла еще одна машина, «волга». Желтая, с тонированными стеклами. Она была изрядно потрепана, вся в пыли и царапинах, сквозь которые проглядывал тусклый серый металл. Рядом с машиной стоял низенький мужичок в джинсах и курточке из искусственной кожи. Он нервно курил, держа сигарету в левой руке. Правую руку не вытаскивал из-за пазухи. Голова мужичка была повязана линялой, промокшей банданой, на которой было написано «желтые».

Я заслонил спиной Колю и Наташу. Коля послушно замер, а Наташа судорожно хватала меня за плечи и тихонько всхлипывала, хрипела и отплевывалась. Воняло от нее тошнотворно. Я не хотел смотреть, чем она там занята.

Увидев меня, Прокуроров (это оказался он) выкинул сигарету и радостно закричал:

— Здорово, приятель Полев, сколько лет, сколько зим!

— Привет, Прокуроров, — кивнул я. — Недавно виделись.

— А я к тебе в гости приехал, — кривляясь, сказал он. — Случайно проезжал мимо, дай, думаю, навещу старого друга Полева!

— Очень рад тебя видеть, дружище Прокуроров, — кивнул я. — Только, боюсь, нормально поболтать не удастся. Я тут знакомую провожаю в больницу, плохо ей что-то. Наверное, погода влияет или магнитные бури.

— Так давай подвезу! — крикнул он, стараясь перекричать ветер и дождь. — И не переживай, ни копейки с тебя не возьму! Друзья должны помогать друг другу в беде!

— Спасибо, дружище Прокуроров, но не получится. Друзья не должны подставлять друг друга, какая бы беда ни приключилась, а моей подружке слишком плохо. Боюсь, испортит она обивку в твоей прекрасной машине.

— Мой дорогой друг Кирилл! Ты так добр! Но не переживай! Я собственноручно вымою обивку, и сделаю это с немалым удовольствием! К тому же, раз ты так переживаешь за обивку, оставь подружку здесь, а сам поезжай со мной. Развеемся, посмотрим на город. Такой момент раз в жизни случается! Р-революция, мать ее!

Я помотал головой:

— Не сейчас, дружище Прокуроров.

Он вытащил из-за пазухи пистолет и направил ствол на меня:

— Все-таки сейчас, любезный мой друг Полев! Все-таки сейчас! Оставляй свою шлюшку здесь, а сам лезь в машину.

С другой стороны «волги» одновременно хлопнули дверцы и показались два моих старых знакомца: милиционер-украинец, одетый не по форме, и Семен Панин собственной персоной. Панин мерзко ухмылялся. Лицо у него было все в синяках, а полщеки закрывал пожелтевший пластырь. Неужели это я его так разукрасил? Нет, погодите-ка, он же должен в заложниках у мясной банды быть, если верить словам Леры! Врала? Не знала правды?

— Полев, чего-то ты лоханулся, дружище, твою мать! — крикнул мент весело. — Тебе ж предлагали помочь нам узнать об этих, опухольных, а ты чего? А ничего ты, побежал к ихней дивчинке, поклеп на нас возвел. Не стыдно?

Панин продолжал улыбаться. Сдал, зараза.

— Ты разве не в заложниках должен быть? — крикнул я ему.

— Тебе какое дело, падла?

— А ну не двигаться! — заорал Прокуроров, увидев, что я бочком, осторожненько пробираюсь к гаражам. — Иди сюда! Или мы тебя подстреленного в машину затолкаем, шефом клянусь!

Пистолет лежал у меня в кармане за пазухой. Успею достать или нет? Остались там патроны или нет?

Черт возьми, я ведь никогда до этого не стрелял! В тире не считается, там мишени не живые. Голуби тоже — они еда.

— Ла-ажись!..

Приказ прозвучал как будто с неба, пришел вместе с дождем и мокрым снегом, и я послушался его, приказа этого, упал на колени и зажал уши руками, а сверху загремело. Сразу же исчез за машиной улыбчивый мент, был — и нет его, а Панин, не разбирая дороги, бросился бежать. Ноги его, обутые в легкие кроссовки, проваливались в лужи по щиколотку, но он не останавливался ни на секунду. Прокуроров почему-то не стрелял. Руки его опустились, и он стоял без движения, прислонившись к машине, что-то беззвучно бормотал и слепо водил перед собой свободной рукой.

Наверное, ему внезапно захотелось медитировать.

Мимо протопала Наташка. Она двигалась уверенно, словно и не пила. В руках сжимала мой пистолет. Когда успела достать?

Я поднялся с колен и сделал шаг. В ботинках хлюпала холодная вода. Попала она и на джинсы и пропитала правую штанину. Но холодно мне не было — было жарко. Я дрожал от адреналина, которого в крови накопилось предостаточно.

Шатаясь, я подошел к Прокуророву. Лицо его побелело, и он бормотал, совсем меня не замечая:

— Я говорил шефу: «Шеф, вы что? Вы ведь меня знаете, я за вас горой, но убить никого не смогу, не сумею, сил моральных не хватит. А если и смогу, так ведь с ума сойду, крыша сразу съедет и не вернется уже никогда». Я говорил, а шеф головой вертел, маску свою вслед за мной поворачивал и кричал: «Прокуроров, цыплячья твоя душонка, я, когда тебя к нам принимал, что говорил? Что я тебе говорил, сучье вымя? У тебя теперь один бог и царь — и это я, Прокуроров! Я скажу, прыгай в огонь, Прокуроров, и ты прыгнешь, я закажу убить кого-нибудь, и ты сделаешь это с удовольствием, а если надо — и с особым цинизмом; я прикажу тебе: стань на колени, Прокуроров, и сделай мне…