Огнерожденный - Роман Афанасьев

Его окликнули. Фарах обернулся и увидел что, задумавшись, отошел от фургона довольно далеко. Звал его Састион, и, судя по выражению лица, жрец был очень недоволен самоуправством воспитанника.

Подмастерье вдохнул морозный воздух и резко выдохнул, словно стремясь избавиться от мрачных мыслей, а потом поспешил к наставнику.

Оказалось, что другие воспитанники уже обшаривали лес в поисках дров. Оказалось, что найти их – непростая задача. Все мелкие деревца давно ободраны солдатами, сложившими сотню костров и устроившими себе лежанки из еловых лап. А большое дерево так просто не свалишь, тут и навык нужен и инструмент. Тем не менее, Килрасу и Фараху удалось срубить пару небольших елок. Из них сложили большой костер, прямо возле фургона. Састион, пробормотав подходящую молитву, разжег костер, и пламя радостно загудело, с треском пожирая сырые дрова.

Жрец велел воспитанникам стать в круг и заставил их повторить все боевые моления. Просто повторить, проговорить вслух, не используя силу огня, не превращая слова в молитву. Все шло отлично. Никто ничего не забыл, никто не сбился. Даже обычно отстающие Грендир и Килрас уверенно повторяли слова молитв, гордясь тем, что им доверены тайные знания. Все шло хорошо.

Когда солнце оторвалось от верхушек деревьев, воспитанники все еще грелись у костра. В лесу было на редкость тихо. Солдаты дремали, пользуясь передышкой, птиц тут не было. Лишь стволы деревьев потрескивали на морозе, да звонко щелкали головни в кострах. Хотелось спать, спать вечно, не просыпаясь, погружаясь в белое безмолвие снегов Хальгарта.

Но вдруг тишина взорвалась хриплым воем, спугнув сладкую дрему. Справа, в центре Сальстанского войска, раздалось звонкое пение труб.

Первыми в сотне Тасама очнулись солдаты, гревшиеся у костров. Подъем, – значит, подъем, для солдата это приказ. В мгновенье ока отдыхающие воины разбились на десятки и стали выдвигаться к полю, на позиции. Один из десятников вытащил из-под накидки медную трубу, – наверно грел ее на груди, – и запоздало протрубил подъем. Этим он никого не удивил, зато разбудил Тасама.

Сотник выскочил из фургона, на ходу напяливая меховую шапку, раздобытую где-то вместо той, что потерял ночью. Спрыгнув в снег, Тасам рванул вперед, увязая по колено в сугробах, и крича во все горло – кому и куда вставать.

Все случилось настолько быстро, что ни Састион, ни воспитанники не успели даже понять что происходит. Они внезапно оказались чужими, лишними на поле боя. Про них забыли. Оставалось только смотреть за тем, как неполная сотня Тасама разворачивает свои ряды.

Все солдаты действовали на удивление быстро и слажено. Фарах, помнивший ночную неразбериху, был сильно этим удивлен. Мечники выдвинулись вперед, на край поля, и рассыпались по снегу десятками, в два ряда. Каждый второй держал в руках заостренный длинный шест – простейшее копье, срубленное тут же – в лесу. Фарах удивился, вроде бы кавалерии у северной орды не было, кого они собрались останавливать копьями?

За мечниками расположились лучники. Они вышли из-под прикрытия леса, но не далеко – были готовы в любой момент отступить за деревья. Лучник встали рядами, за спинами мечников и стали втыкать стрелы прямо в снег. Так им было удобнее, стрелы всегда под рукой.

Тасам вертелся в самой середине своего отряда. Он размахивал руками, кричал на отстающих, и как ни странно, быстро выстроил сотню. Когда все солдаты заняли свои места, к командиру стали подходить десятники, докладывать о готовности отрядов. Тот, выслушав их и окинув взглядом свое воинство, велел десятникам возвращаться к солдатам. Сам же направился обратно, к фургону. За ним шел только Картан – один из десятников, самый опытный воин в этой неполной сотне.

Воспитанники и жрец ждали их молча. За все это время никто из них не проронил ни слова, даже говорливый Грендир. Все чувствовали внутреннее напряжение, разливавшееся плотными волнами над войсками Таграма. И это напряжение росло, звенело в морозном воздухе словно натянутая до предела струна: страшно и звонко.

– Ну и денек! – весело сказал Тасам, подходя к костру. – Как вам?

Выглядел он неважно. Одежда в беспорядке, лицо бледное, осунувшееся. На щеках светлая щетина – сотник так и не успел побриться. Но он старался держаться бодро, не подавать вида что устал и что ему страшно. А то, что ему страшно, Фарах знал наверняка. Подмастерье видел, как вздрагивал кадык Тасама, чуть ли не выпрыгивая из-под воротника, как дрожали его руки, покрасневшие и обветренные.

– Начало неплохое, – тихо ответил Састион. – Но что будет дальше?

– Что будет? – буркнул Картан. – Драться будем.

– Это точно, – подхватил сотник. – Подеремся на славу.

За спиной Фараха кто-то нервно всхлипнул. Кажется Васка. Или Сасим.

– Састион, – позвал сотник и улыбка сошла с его бледных губ. – Брат жрец… Нам нужна ваша помощь. Надо бы подбодрить солдат словами Всеблагого. Да и на переднем крае понадобится ваша сила. Если на нас попрет орда и среди нее будут колдуны…

– Конечно, – тут же откликнулся жрец. – Сейчас.

Он обернулся и окинул воспитанников тяжелым взглядом. Цепко, с прищуром. Всех разом и каждого в отдельности.

– Килрас, – сказал он. – Ты идешь со мной. Готовься пустить в ход меч, но не забывай о Силе Огня. Грендир, ты тоже будешь рядом. Поменьше болтай и поглядывай по сторонам, мы идем в бой, а не прогулку. Фарах…. Ты остаешься здесь. Следи за ходом битвы и помогай тем, кому придется хуже других. Тем, кому не сможем помочь мы. Васка, Сасим, вы тоже остаетесь. Помните о том, что вам поручено. И еще… Мы идем втроем. Вы – следующие.

Састион развернулся и решительно зашагал к солдатам. Килрас, положив руку на рукоять меча, давно наточенного и отполированного до зеркального блеска, решительно двинулся следом. Грендир, обернувшись, растеряно посмотрел на приятелей.

– Удачи, – выдавил из себя Фарах.

– Картан, проводи их к десятку Пастона, – велел Тасам.

Рыжебородый десятник сдержано кивнул, положил руку на плечо Грендира и увлек его за собой, вслед за ушедшими Састионом и Килрасом. Тасам остался у костра.

Глядя в удаляющиеся спины друзей, Фарах внезапно понял, что он их любит. Любит, как родных. И еще понял то, что снова лишился семьи.

– Мы сейчас, – хрипло сказал Васка и они с братом отошли к фургону. Откинув полог, забрались внутрь и забубнили в два голоса, о чем-то споря.

У костра остались только Фарах и Тасам. Сотник стоял вполоборота, напряженно всматриваясь в белую равнину, на краю которой расположился его отряд. Фараху был хорошо виден его четко очерченный профиль, словно высеченный из белого таграмского мрамора. Сайчас сотник был похож на статую воина былых времен. Но подмастерье знал, что Тасам испуган. Но боится не только за себя. Еще за солдат. За общее дело, за весь Сальстан. Подмастерье чувствовал это. Он в очередной раз подивился тому, как можно ошибиться в человеке. Щеголь-болтун внезапно преобразился в настоящего командира, неопытного, но искренне переживавшего за свое войско и за свое дело. Фарах знал – Тасам сделал все что мог. И еще сделает – больше чем может. Из-под маски весельчака и балагура выглянул человек. Настоящий воин.