Библейский Израиль. История двух народов - Игорь Липовский

Однако и сам Зимри сумел удержаться у власти всего лишь семь дней. Узнав о дворцовом перевороте в столице, израильские полководцы, осаждавшие в то время города Филистии, поспешили со своими войсками в Тирцу и, быстро взяв ее, убили узурпатора. Вслед за этим начались новые распри по поводу того, кому из израильских военачальников надлежало занять освободившийся престол. На трон претендовали сразу двое из них — Омри и Тивни. Армия и двор разделились в своих симпатиях приблизительно поровну: «половина народа стояла за Тивни, сына Гината, чтобы его сделать царем, а половина — за Омри» (3 Цар. 16:21). Вспыхнула ожесточенная гражданская война, которая в конце концов привела к победе Омри и гибели его соперника.

Библейский текст ничего не сообщает о племенной принадлежности Омри (884–873 гг. до н. э.), более того, он даже не указывает имя его отца, что совершенно не характерно для носителей традиции, тем более что речь идет не о простом человеке, а об израильском царе. На фоне исчерпывающих сведений о племенном и родовом происхождении Саула, Давида, Йаровама и даже Баши, то есть всех властителей, основавших или пытавшихся основать свои династии, полное молчание о родословии одного из самых известных израильских царей выглядит подозрительным. Это дало повод ряду историков предполагать, что основатель знаменитой династии был неизраильского происхождения. Учитывая особую привязанность Омри и его сына Ахава к ханаанейскому культу Баала, не исключено, что новый царь, действительно, мог происходить из ханаанеев или амореев, которые составляли большинство населения Северного царства. Интересно и другое: после Баши носители традиции вообще перестали указывать племенное или этническое происхождение очередного израильского царя, хотя и продолжали называть имя его отца. Очевидно, с течением времени различия как между самими северными племенами, так и между ними и ханаанейско-аморейским населением настолько стерлись, что акцент сместился на территориальную, областную принадлежность новых царей. Все это свидетельствует о глубокой культурной и физической ассимиляции между израильскими племенами и ханаанейско-аморейским населением. Если ханаанейские и аморейские народы пережили «израилизацию», то древнееврейские племена, в свою очередь, сильно «ханаанизировались». Впрочем, по-другому и быть не могло, так как все эти западносемитские народы имели общее происхождение и говорили на одном и том же языке.

Новому царю потребовалась и новая столица: Тирца, детище Йаровама и Баши, его больше не устраивала. «И купил он у Шемера гору Шомрон за два таланта серебра, и застроил эту гору, и назвал город, который он построил, Шомроном (Самарией), по имени Шемера, владельца горы» (3 Цар. 16:24). Таким образом, вся территория новой столицы стала личным владением дома Омри, что давало царю явные преимущества перед тем, что он имел в Тирце, обустроенной и населенной по потребностям Йаровама и Баши. Все три столицы Северного царства — Шхем, Тирца и Самария — были расположены неподалеку друг от друга, следовательно, отнюдь не их географическое положение являлось причиной переноса резиденции царя. Как Йаровам в свое время, так и Омри хотели после расколов и гражданских войн обезопасить свою резиденцию от населения, связанного своими интересами с прежними царями и их политикой. Однако то обстоятельство, что новая израильская столица Самария находилась опять-таки на территории «дома Иосифа», свидетельствовало о полной поддержке, которой пользовалась новая династия со стороны этих влиятельных племен: вряд ли Омри рискнул бы построить свою новую резиденцию в окружении враждебного ему населения.

Новый царь был, несомненно, выдающимся политиком и полководцем своего времени. Не случайно он стал первым израильским царем, упомянутым в небиблейских источниках. Стела моавитского царя Меши называет его победителем и поработителем Моава, а ассирийские надписи времен царя Тиглатпаласара III величают Израильское царство не иначе как «домом Омри». Этот царь оставил столь глубокий след в памяти других народов, что на протяжении многих лет Израиль ассоциировался в их глазах прежде всего с династией Омри. Вместе с тем библейский текст поразительно скупо говорит об этом выдающемся человеке, основателе одной из двух самых значительных династий израильских царей. Крайняя неприязнь левитов к царям этой династии — сторонникам культа Баала — вряд ли может что-либо объяснить. Ведь сыну Омри, Ахаву, наиболее ревностному поклоннику Баала, носители традиции тем не менее посвятили несравненно больше внимания. Одной из возможных причин непонятного молчания о самом Омри является, вероятно, его неизраильское происхождение. Как бы то ни было, Израильское царство даже при сравнительно недолгом двенадцатилетнем правлении Омри сумело не только стабилизироваться после переворота и гражданской войны, но и существенно усилиться в военном отношении. Израиль снова подчиняет себе заиорданские государства Моав и Аммон и успешно отражает атаки арамейского Дамасского царства.

Омри в корне меняет израильскую политику в отношении Иудеи: он отказывается от вражды и войн, характерных для правления Йаровама и Баши, и начинает строить с ней добрососедские взаимоотношения. Как ни парадоксально, но подлинный мир с Иудеей был еще одним косвенным свидетельством в пользу неизраильского происхождения Омри. Ведь всем остальным царям — выходцам из израильских племен — была свойственна откровенная враждебность к своим южным собратьям. Новым направлением во внешней политике стал и союз с царем финикийского города Сидон Этбаалом. Этот союз был выгоден Израилю: он гарантировал надежный, дружеский тыл с севера и открывал новые возможности для участия в международной торговле, включая морскую. Омри и его сын Ахав, как в свое время Соломон, вели обширное строительство и нуждались в большом количестве высококвалифицированных мастеров, которых можно было заполучить из финикийских городов.

Ахав (873–852 гг. до н. э.) стал самым известным и самым успешным царем из династии Омри. В своей внешней и внутренней политике он последовательно продолжал дело отца. Прежде всего, он укрепил союз с Финикией, женившись на Изевели, дочери сидонского царя Этбаала. Содействие финикийцев помогло ему осуществить грандиозные планы строительства, в частности в новой столице — Самарии, в Мегиддо и Хацоре. Не меньшие усилия Ахав приложил для улучшения отношений с южным соседом — Иудеей. Чтобы упрочить новый союз, Ахав отдал свою дочь Аталию замуж за сына иудейского царя Йеошафата, который в дальнейшем стал не только политическим, но и военным союзником Израиля. Оба эти союза — с Финикией и Иудеей — были призваны обеспечить тылы Израиля в его конфронтации с главным противником — Дамасским царством. Объективно противостояние Израиля и Дамаска представляло собой борьбу за гегемонию во всем сиро-палестинском регионе.

К сожалению, абсолютное большинство сведений, которые мы имеем об Ахаве, почерпнуты из Библии, а ее авторы были озабочены не столько политическими и военными, сколько религиозно-философскими проблемами того времени. Естественно, все царствование Ахава они рассматривали через призму его религиозной политики, в частности с позиций его отношения к культу Яхве и к северным левитам. Но этот царь, как прагматик, ориентировался не на яхвизм и левитов, а на культ Баала и его жрецов, имевших тогда куда большее влияние на население его царства. Ничего удивительного, что он стал наиболее ненавистной для левитов фигурой, и библейский текст буквально переполнен беспощадной критикой в его адрес. «И делал Ахав, сын Омри, неугодное пред очами Господа более всех бывших прежде него» (3 Цар. 16:30). Женитьба Ахава на язычнице, финикийской принцессе Изевели, была отрицательно воспринята носителями традиции, но еще большее их возмущение вызвало покровительство царицы ханаанскому культу Баала, главному в ее родной Финикии. В годы правления Ахава этот культ стал основным и в Израильском царстве; вторым по значению стало поклонение Ашейре, ханаанской богине плодородия, которая рассматривалась в качестве супруги Баала: «И поставил он (Ахав. — И.Л.) Баалу жертвенник в капище Баала, которое построил в Самарии. И сделал Ахав Ашейру, и делал Ахав то, что гневило Господа, Бога Израилева, больше, чем все цари израильские, которые были до него» (3 Цар. 16:32–33).