Рассудку вопреки - Миранда Невилл

— Я не это имела в виду… — Ее возражение было прервано нежным глубоким поцелуем. — Я хотела сказать… — начала Минерва, получив возможность заговорить. Но он прервал ее, коснувшись пальцем ее губ.

— Ш-ш-ш. Я понимаю, что ты имела в виду. Мы с тобой прекрасно дополняем друг друга. Когда дело касается политики, ты отвечаешь за мозги, а я обеспечиваю мускулы.

— Ты просто читаешь мои мысли.

Уже не в первый раз она использовала эту метафору. «Ты читаешь меня, словно книгу», — сказала она тогда.

Этот момент идеально подходил для признания Блейка. Пока он искал подходящие слова, она отвлеклась.

— Ох, посмотри, мы сбросили на пол все твои документы.

— Оставь их.

Слишком поздно. Она начала собирать разбросанные отчеты секретарей и управляющих, каждый из которых сопровождался кратким резюме.

— Почему… — начала Минерва.

Он видел на ее лице борьбу знания и сомнения. С ее умом она неизбежно должна была прийти к правильному выводу. Нить, на которой держался меч, оборвалась, и гибель казалась неминуемой.

— Это кажется невероятным, и все же… — начала Минерва.

— Ты угадала.

— Ты действительно не читаешь. Ты умеешь читать?

— Умею.

— Я никогда не видела, чтобы ты читал. Даже меню.

До предела уязвимый, Блейк все же собрался с духом, чтобы говорить открыто и безоговорочно признать то, что скрывалось так долго.

— Я умею читать, — сказал Блейк, — но плохо. Я так и не смог научиться. Герцог Хэмптон идиот, а ты вышла за него замуж.

На ее красивом лице отражалось непостижимое чувство. Секунды тянулись, словно часы, и ему казалось, будто его сердце не выдержит и он умрет, не дождавшись ни слова.

Он воображал все, что угодно, но последовавшей реакции и представить не мог. Бумаги, которые Минерва сжимала в руках, полетели на пол. Шагнув вперед, она крепко стиснула его руку своими ладонями, глядя ему прямо в глаза. Ее глаза казались более голубыми, чем обычно, а взгляд более пылким.

— Не смей называть идиотом человека, которого я люблю.

В ушах Блейка загудело. Он, должно быть, ослышался.

Он открыл рот, но не смог произнести ни звука.

— Любишь? — наконец выдавил он.

— Я люблю тебя, Блейк.

В глазах у него защипало.

— Ты не можешь меня любить.

— Как ты знаешь, я плохо понимаю, когда мне говорят, что я могу и чего не могу делать. Мне потребовалось немало времени, чтобы осознать это, но я тебя люблю. — Ослепительная улыбка засияла на ее лице, и ему показалось, что комната наполнилась солнечным светом. — Я тебя люблю.

Он обнял Минерву и уткнулся носом в ее волосы.

— О Боже, Минни! Я тоже люблю тебя. Так сильно.

Блейк боялся расплакаться. Он дал волю слезам в ее объятиях в ту ночь, когда умер его отец, но на этот раз сдержал слезы. Он лишь крепко сжимал жену, наслаждаясь ее изящной силой и сладким чистым запахом, который ласково щекотал его ноздри.

— Боже правый! — воскликнула она, и в ее голосе слышалось то самое изумление, которое испытал и он, когда обнаружил свои чувства. — Кто бы мог подумать! Мы любим друг друга. И это после стольких лет неприязни!

— Ты была самой несносной девицей, которую я когда-либо встречал.

— А ты был самым никчемным мужчиной на свете!

Они хохотали и целовались, шепча слова любви.

Минерва преобразилась, но не стала другой, это была все та же Минерва, только со смягчившимся характером и сгладившимися острыми углами. Она сидела на диване, утонув в его объятиях, и чувствовала себя мягкой и нежной, как котенок.

— Почему я не понимала, как это прекрасно — любить? — размышляла она, лениво разматывая его шейный платок, — кокон одежды почти скрывал Блейка, а Минерве хотелось ощутить тепло его кожи. — Если бы я только знала, я бы попыталась почувствовать это раньше.

— Я рад, что ты не торопилась.

Минерва отбросила в сторону шелковую ленту и слегка отстранилась, чтобы полюбоваться произведенным эффектом. С открытым воротом Блейк выглядел моложе и был невероятно красив.

— Ты слишком далеко, — сказал Блейк и прижал ее к себе, словно не мог вынести и дюйма расстояния между ними.

Минни погладила его мускулистую шею и провела пальцами по щеке, наслаждаясь даже видом отросшей за день щетины. Блейк улыбнулся в ответ открытой радостной улыбкой, утратив настороженность, о которой Минерва даже и не подозревала прежде. Блейк теперь полностью принадлежал ей. И ей предстояло узнать каждую частичку его характера и души.

— Как так получилось? — спросила она. — Почему ты не научился читать? Я хочу понять.

— Это длинная история. — Блейк поймал ее руку, поцеловал кончики пальцев, и она засияла от удовольствия, поняв, что он наконец начинает ей доверять.

Блейк описал свои первые трудности, свою полную растерянность при знакомстве с алфавитом и более чем скромный успех, которого он сумел достичь с помощью Аманды.

— А что же делали твои наставники? — с изумлением спросила Минерва. — Вероятно, это были несведущие болваны.

— Они пороли меня. Не могли поверить, что я практически не способен овладеть самыми элементарными навыками, жаловались отцу на мою лень. Снова пороли. Я начал оправдывать свою репутацию лентяя и отказывался серьезно заниматься.

— Пусть лучше тебя считают ленивым, чем глупым?

— Верно. Я занимался насколько возможно мало, лишь бы мне это сходило с рук.

Всем сердцем сопереживая тому непонятому мальчишке, Минерва крепче обняла мужа за талию.

— Безответственное отношение твоих учителей отвратительно. Хотелось бы мне встретиться с ними и высказать им все, что я думаю по этому поводу.

— Я не могу их винить. Другие дети учатся читать без каких-либо сложностей.

— В Итоне и Оксфорде рядом с тобой не было Аманды. Как же ты справлялся?

— В Оксфорде оказалось смехотворно легко. Я был наследником герцога. Ни один из господ преподавателей пикнуть не посмел, несмотря на то что за три года я не прочитал ни одной книга и не написал ни одного слова. В Итоне было труднее. — Его голос стал более мрачным. — Вот где мне повезло познакомиться с Джеффри Хантли.

— И на этом основывалась ваша дружба. Он помогал тебе в школе.

— Все не так просто. Мы познакомились, когда начали изучать греческий. Для меня и латинский был достаточно труден, но греческий стал моим кошмаром. Как я мог выучить второй алфавит, когда у меня и с одним-то возникали сложности? Мы выполняли контрольную работу, и я сдал пустую страницу. До сих пор не могу забыть слова своего учителя, который уже держал трость в руке: «Ваше невежество уступает лишь вашей наглости. Идите сюда». Я приготовился понести наказание и надеялся, что меня исключат из греческого класса навсегда, как вдруг вмешался Хантли: «Это мой листок, сэр. Это я заслуживаю порки, а не Блейкни».