Рассудку вопреки - Миранда Невилл

— Я возьму пять тысяч фунтов за свое молчание. И больше ты никогда обо мне не услышишь, я обещаю.

Даже теперь Хантли пытался изобразить искренность, но это ему плохо удавалось. Блейк видел лишь подлое коварство, смешанное с отчаянием.

— С какой стати я должен тебе верить?

— На этот раз можешь. Я собираюсь покинуть страну. Здесь мне больше нечего делать.

Блейку ничего не оставалось как послать мерзавца ко всем чертям, как это следовало сделать уже много лет назад. И все же любопытство удерживало его. Сохранившаяся память о старой дружбе вызывала в нем желание узнать, как все могло так повернуться. Вряд ли Хантли мог сказать в свое оправдание хоть что-то, что изменило бы решение Блейка, но ему хотелось понять, почему самая сильная привязанность его юности оказалась с такой гнильцой.

— Зачем ты это сделал? — спросил Блейк. — Если тебе требовались деньги, ты мог бы просто попросить.

Вся показная любезность Хантли исчезла, и обнажилось его нутро, такое же грязное, как и его платье.

— Я знал, что ты никогда не осмелишься попросить у отца сумму, необходимую, чтобы заплатить мои долги чести. Но если дело коснется твоего долга чести, тогда ты все же обратишься к отцу. Мой расчет оказался верен.

— Ты получил гораздо больше, чем тебе было необходимо.

— Отец отправил меня в Итон, рассматривая это как капиталовложение. Та порка, которую я вынес вместо тебя, была первой тратой этого капитала, можно сказать. — Хантли неприятно хихикнул. — И я наткнулся на золотую жилу. Наследник герцога, и к тому же тупица, секрет которого я хранил. Я подумал, что обеспечил себя на всю жизнь.

— Ты был глупцом. Ты мог бы быть обеспечен.

— Я должен был. — Хантли уже почти перешел на крик. — Но ты предал меня. Ты больше во мне не нуждался и избавился от меня, променяв на других приятелей. Знатного рода, а не сына простого лавочника. Ты даже не позволил мне выступить от замка Уорфилд. Мелочь, которая тебе ничего не стоила. Будучи членом парламента, я не мог быть посажен в долговую тюрьму и выторговал бы себе славное доходное местечко в правительстве.

С Блейка было довольно.

— Я больше не дам тебе ни пенни. Делай что хочешь. Вреди на здоровье. — Он наклонился над этим ничтожеством, которое огрызалось и плевалось от ярости. Ангельские черты Хантли исказились и больше не скрывали черноту его души. — Ты увидишь, что герцог Хэмптон может причинить гораздо больший вред, чем Джеффри Хантли.

И тут Хантли нанес ему еще одно, последнее оскорбление:

— Это ты, наверное, у своей жены набрался смелости. Я вел себя с ней неосмотрительно. И уж меньше всего ожидал, что ты окажешься под юбкой.

Даже несмотря на весь свой гнев, Блейк не удержался от улыбки.

— Да, и ничуть об этом не жалею, — заметил Блейк больше для себя, чем для своего насмешника.

— Ты под башмаком у девицы без связей и состояния, на которой вынужден был жениться, совратив ее.

Этого было достаточно, и все кончилось быстро. Удар в челюсть справа стер насмешку с лица Хантли. Блейк вырубил его, и тот осел на землю. А Блейк отряхнул ладони и усмехнулся.

Он вернулся на конюшню и вызвал старшего конюха.

— Под лаврами валяется человек без чувств. Возьмите двоих парней и отнесите его за ворота. Я хочу, чтобы он не появлялся на моей земле.

Удар, нанесенный Хантли, принес Блейку огромное удовлетворение. Это следовало сделать еще много лет назад. Возможно, это не тот метод, к которому прибегнул бы отец, но он бы его одобрил. Он говорил Блейку, что тот должен быть герцогом, не похожим на других, и, очевидно, это не исключало возможности пускать в ход умелые кулаки, когда того требовали обстоятельства.

Когда Блейк возвращался домой, полуденное солнце показалось из-за безобидной белой тучки и залило его своим светом. Это показалось ему знаменательным, словно благословение отца коснулось его чела. Больше, чем когда-либо, он нуждался в том, чтобы открыться отцу. Вместо этого он признается своей жене, отдастся на милость женщины, которую любит. Сегодня же вечером, когда они удалятся в спальню, он расскажет ей все.

А пока ему необходимо решить задачу, ради которой в Мандевиле собрались представители политических группировок. И поскольку реальная жизнь магическим образом не изменилась, ему следует сделать это поскорее, прежде чем гости узнают что-либо от Хантли. Он мог положиться на реакцию Минервы, но не на реакцию света. И если его тайна будет раскрыта, то период унаследованной им власти может оказаться слишком коротким.

Стол в парадной гостиной в Мандевиле был очень длинным. Большинство присутствующих на обеде составляли политики. Массу темных костюмов оживляли вкрапления ярких пятен дамских нарядов. Диана, само совершенство в красном, сидела чуть дальше от Блейка по левую руку, пытаясь поддерживать любезный разговор с одним из своих соседей. Минерва видела, как они с Себастьяном время от времени недоуменно пожимали плечами. Себастьян даже не предпринимал попытки быть услышанным в этом гомоне.

Большинство гостей говорили. Одновременно. Громко. Дебют Минервы в роли хозяйки политического салона грозил закончиться полным провалом.

Ее взгляд, скользнув по сияющему красному дереву, серебру и хрусталю, остановился на стоявшем во главе стола герцогском троне, на котором восседал ее муж. Строгий черный сюртук и черный траурный шейный платок, резко контрастирующие с золотом волос, лишь подчеркивали его красоту. Он сидел в безмятежном молчании, преисполненный чувства собственного достоинства, — островок спокойствия среди громкого гула бесцеремонно выражаемых непримиримых мнений. В животе у Минервы все трепетало. Ощущение было самым необычным: словно она, забравшись на большую высоту, теперь, кувыркаясь, падала вниз, скользя по мягким тучкам. Грудь сжимало так, что она едва дышала. Они с Блейком находились слишком далеко друг от друга, но она знала, что он заметил ее пристальный взгляд. Им удалось без слов понять друг друга в этой какофонии. Герцог незаметно кивнул ей и встал.

Поначалу поднявшегося Блейка заметили только сидевшие поблизости, однако постепенно за столом воцарилась тишина. Наконец и пререкавшиеся друг с другом соседи Минервы умолкли на полуслове. Теперь лишь осторожное позвякивание посуды нарушало молчание — лакеи продолжали добросовестно выполнять свои обязанности.

— Джентльмены, — начал свою речь Блейк, — несмотря на то что мое семейство все еще пребывает в глубоком трауре, я решил все же устроить прием в Мандевиле, как это сделал бы мой отец, поскольку парламентскую реформу он считал делом исключительной важности.

Блейку достаточно было немного сдвинуть брови, чтобы затих возникший было гул одобрения.

— Не могу с полной уверенностью говорить за покойного герцога, но, зная своего отца, я с большой долей вероятности могу заявить: услышанное сегодня потрясло бы его. Как вам известно, он знал, что по поводу этой реформы не существует единого мнения. Какие бы изменения ни были бы внесены, это будет слишком много для одних, слишком мало для других и не совсем то, чего хотелось бы всем.