Тихая Виледь - Николай Редькин

– Давай, перечисляй! – гудело собрание. – Знаем, куда наш лесок-от идет.

– Так вы же получили зарплату! Первый раз за несколько месяцев. На рынке надо работать. И все будет. И кадры мы бы сохранили, техпотенциал. Но ни нынешний председатель, при всем моем уважении к нему, ни бывший председатель Владимир Николаевич – вот он, здесь присутствует – а он-то уж прежде всего – палец о палец не колонули, чтобы поправить положение…

– Чего придумал! – рыкнул недовольный Владимир Николаевич. – Сказывай уж, кого хочешь озолотить…

– Так рынок же, говорю! Хотите жить – ищите рынок сбыта, торгуйте! Сидите на деньгах и не знаете, что делать…

Собрание загудело. Не любили покровские мужики, когда их обвиняли в тупости. Федор Степанович долго их успокаивал. Наконец, добившись тишины, огласил списки имущества, отходившего прислонинцам, покровцам, заднегорцам, и его стоимость (она была примерно одинаковая). Назвал гектаро-баллы земли, выделенные на каждого работника.

Однако голосование по спискам замялось. Проголосовавших «за» почему-то оказалось мало. То ли люди не поняли, за что голосуют. То ли не расслышали (речь Игната всех завела). Игнат вновь взял слово и выразил свое несогласие по поводу распределения между фермерскими хозяйствами невостребованных паев и имущества, которое на них приходилось. По его мнению, это имущество новые хозяйства чуть ли не в собственность забирают.

– Это право фермерских хозяйств, – пытался растолковать собранию суть вопроса Федор Степанович, – брать или не брать невостребованные паи. Наше хозяйство, например, и хозяйство Воронина согласились взять их в управление, в пользование, а не в собственность, как пытается утверждать сейчас Игнат Петрович. По крайней мере, у этого имущества будет хозяин. Если невостребованное имущество не передать в доверительное управление, то его растащат. Если вы, Игнат Петрович, хотите взять в управление какие-то объекты, то ради Бога, сейчас и решим…

– Не вводите собрание в заблуждение! – взвился Игнат Петрович. – Надо назвать перечень этих объектов, где какой находится. И что это конкретно. И кому.

– Вот тебе раз! – развел руками Федор Степанович. – Я только что огласил весь список. Зачитать еще раз? – обратился он к собранию.

Собрание опять загудело.

Одни кричали, что Питеряк (его так и называли, не стесняясь) умышленно затягивает собрание, выгадывает, на своих питерских хозяев работает.

Другие (сторонники Игната, члены его фермерского хозяйства) кричали, что Игнат Петрович прав, надо зачитать еще раз и обсудить.

– А ну заткнись! – кричал Серьга Петрушин на какую-то женщину.

Серьга осенью снова пришел в колхоз – на бирже перестали выплачивать пособие, наличных денег не было, а пшено, которое он получал в счет пособия по безработице и продавал, теперь никто не брал у него; мелкий бизнес его рухнул. С братцем Игнатом он мечтал развернуться по-крупному.

Рядом с ним (под портретом вождя) сидел крашеный Валерка. Он не был членом колхоза, но сдружился с Серьгой, а через него и с Игнатом – налаживал связи с городом, куда они намеревались сбывать продукцию.

Крашеный приехал на собрание для поддержки своих компаньонов. Он жевал жвачку и грубо говорил бойкому парню с красивыми вьющимися волосами, сидевшему впереди него:

– Еще будешь вякать – пристрелю!

Парень (это был сын Воронина) огрызался и продолжать что-то кричать Питеряку.

– А ты кто такой, чтобы указывать? – возмущалась женщина в цветастом полушалке, сидевшая за спиной крашеного. Это она однажды смеялась над его крашеной головой в летнем парке.

– Не ваше дело. Собрание открытое.

– Хоть ты и красишь пивичу-то, а умнее она у тебя не становится.

Крашеный отвернулся. Парня он мог припугнуть, что пристрелит, а с бабы чего возьмешь – с бабами он не умел спорить.

Федор Степанович призвал всех к порядку.

Слово взял Владимир Воронин.

Он был вежлив и сдержан.

– Игнат Петрович, – сказал он, – я бы понял кого-то другого, кто бы задавал эти вопросы – о невостребованных паях. Куда они, да кому они, да на каких правах. Да, я бы понял того, кто вчера не был на правлении. Вот они, здесь сидящие, – он развел руками, как бы охватывая весь зал, наполненный возбужденным народом, – они бы должны эти вопросы задавать. А не вы. Но вы же были на правлении. Вы всю процедуру знаете. Читали эти списки десятки раз. Если вы на кого-то обиделись… – На больное место нажал Воронин: обиделся Питеряк, да еще как.

Председателем его не избрали. Покровцы воспротивились, чтобы он был главой их фермерского хозяйства (а он метил сначала сюда). Достались ему прислонинские угодья (у прислонинцев просто не было другого лидера).

– Да откатайте ему весь список! Дайте домой, на память. Пусть читает! – опять крикнул кудрявый парень.

– Сказал, пристрелю, – зло предупредил крашеный.

– Ты чего – ненормальный? – сморщился кудрявый.

– Если кто и ненормальный, то это ты. Чего орешь?

– А ты вообще кто такой?

– А чего – разве не видно? Не понял, да? – корчил рожу крашеный.

Кудрявый отвернулся от него, как от ненормального.

– Хорошо, – успокоил собрание Федор Степанович и еще раз принялся читать список объектов, передаваемых фермерским хозяйствам в доверительное пользование: – Картофелехранилище, картофелесортировальный пункт, водонапорная башня, линия электропередач, пожарный водоем…

– Что? И водонапорную башню покровцам? – не дал дочитать список Питеряк.

Федор Степанович опять терпеливо разъяснял:

– Если крестьянское хозяйство на невостребованные паи получает башню, то это не значит, что оно имеет право ее себе оставить навсегда, выдать ее кому-то, как невостребованный пай. Башня передана в стоимостном выражении. Давайте все-таки успокоимся, – призывал он людей, – выделение фермерских хозяйств, видимо, пойдет и дальше. Неопределившихся еще много. Им можно будет в перспективе выделять какое-то имущество за счет невостребованных паев. Но сейчас, повторяю, уже то хорошо, что у невостребованного имущества будут хозяева, крестьянско-фермерские хозяйства, и оно не будет растащено.

И на какое-то время действительно все успокоились. Утвердили решение правления колхоза о выделении имущества крестьянско-фермерским хозяйствам.

Голосовали практически единогласно.

Против был только Игнат Петрович.

Наступила весьма любопытная минута в ходе собрания. До этой исторической минуты (а она действительно была исторической) еще можно было говорить о фактическом существовании покровского колхоза.

Но вот Федор Степанович огласил списки покровцев, прислонинцев, заднегорцев, которые подали заявления об исключении их из членов колхоза в связи с переходом в крестьянские хозяйства.