Царство небесное - Ирина Измайлова

Струи холодного пота облили его лицо. Он закричал и открыл глаза. За окном звучал монотонный голос муэдзина, призывающий к утреннему намазу.

Султан отыскал и постелил на каменный пол молитвенный коврик, опустился на колени. Но молиться не получалось – холодной волной душу накрывала тень пережитого во сне страха. «Неужто проклятая старуха теперь станет призраком тревожить меня?» – промелькнула неприятная мысль.

Час спустя, умывшись, он спустился в небольшой садик, устроенный между домом муллы и восточной стеной мечети. Там его ждал накрытый для трапезы столик – свежая большая лепешка, пара испеченных в золе голубей, изюм и кувшин воды. Султан ожидал, что сюда явятся и его военачальники – требовать того же, чего требовал вечером Асад-Ширали, однако никто из них не пришел. Вместо этого слуга вскоре доложил, что прибыл из Дамаска Муталиб-аль-Фазир, постоянный поставщик оружия, и хочет, чтобы султан его принял. Поскольку Муталиб привозил не только отменные сабли, кинжалы и пики, но и самые последние сведения о настроениях подвластных Саладину эмиров, шейхов и мулюков, его просьбу следовало удовлетворить. Дамасский торговец был опытным шпионом, к словам которого султан всегда прислушивался, тем более, что сейчас он вовсе не был уверен в безграничной преданности своих вассалов.

– Пускай войдет! – бросил он слуге, брезгливо отряхивая полу халата, хотя на ней не было ни крошек, ни капель воды. – И принеси для него скамейку: когда он пытается сидеть на подушках, они разъезжаются под его задом!

Купец вошел, по обычаю прогибаясь перед султаном, усердно сложив руки под черной метелкой своей хилой бороды. Но эта угодливая поза вовсе не обманывала Саладина – он знал, что Муталиб на самом деле не испытывает к нему почтения, он никого и ничего не почитает, кроме золота. А золото султана таяло, как сахар на жарком солнце – армия требовала новых и новых расходов. (Как уж тут отдать неверным двести тысяч червонцев?!) И, тем не менее, покуда есть чем платить за дамасскую сталь и за доносы на неблагонадежных эмиров, этот чернобородый проходимец будет низко кланяться и льстиво улыбаться. А как же иначе!

– Да продлит Аллах твои дни и да пошлет тебе великих побед, о солнце правоверных!

Эту заученную фразу все повторяют более или менее фальшиво. У Муталиба выходит как раз неплохо: он и не пытается скрыть, что просто говорит то, что говорить положено, чтобы затем перейти на самый естественный тон.

– Здравствуй, здравствуй, купец! – приветствовал Салах-ад-Дин своего поставщика. – Ну, и как довез ты сюда свой товар?

– О, на этот раз безо всяких помех, великий султан! Неверные разнежились, отдыхают и не спешат перекрывать дороги к этим горам. Думаю, ты будешь доволен.

– Буду доволен, если ты усвоишь наконец, что я именую себя не султаном, а мулюком. Ладно, это не так уж важно. Ты слыхал о том, что учинили неверные?

– Слыхал, слыхал.

Муталиб даже не попытался изобразить на своем лице скорбь. Он знал, что Саладин ему не поверит. Да и к его чертам такое выражение подошло бы меньше всего. Лицо торговца было будто только что вылеплено из светлой глины и не успело высохнуть: оно постоянно блестело – особенно его крупный, крючковатый и толстый нос, так сильно выдававшийся вперед, что когда купец пил, кончик носа нередко становился мокрым. Глаза у него, напротив, были маленькие, но очень острые и живые – в них то и дело блестели искорки, и взгляд их мог так быстро скользить по лицам и предметам, что за ним бывало трудно уследить. Круглые высоко поднятые брови придавали лицу Муталиба немного удивленное выражение, а чуть выпяченная нижняя губа делала его недоумевающе-вопросительным. В целом это лицо, хотя и некрасивое, вовсе не казалось отталкивающим: Саладин слыхал, что, приезжая в христианские земли, купец пользуется неизменным успехом у женщин. Может, они и здесь его жалуют, но между правоверными об этом не принято говорить...

– Я знаю, какие условия тебе ставили христиане, – проговорил купец, чуть заметно вздыхая. – И понимаю, как трудно было их принять. Конечно, ты мог бы и не убивать христианских рыцарей. Мог бы даже отдать их в обмен на своих.

В глазах султана мелькнул и погас гнев. В конце концов, Муталиб не мулюк и не воин – пускай его болтает, что захочет!

– И чтобы они снова подняли против меня оружие, да? – усмехаясь, спросил он купца.

Быстрые глаза Муталиба остановились на лице Салах-ад-Дина – в них было сожаление:

– Но ведь среди пленников-мусульман, которых вчера умертвили на равнине, тоже было немало воинов, и они тоже стали бы сражаться против христиан! Или ты ценишь своих воинов не так высоко, как воинов короля Ричарда? Да, впрочем, разве нельзя было вернуть ему рыцарей, которые уже никогда не смогли бы сражаться?

– Что ты хочешь сказать, купец? – резко спросил Саладин.

– Ты отлично меня понимаешь. Или тебе неведомо, как сделать человека неспособным держать в руках оружие? Всего лишь подрезать жилы там, где нужно, сломать ногу в таком месте, где она не срастется правильно, обрубить несколько пальцев...

Теперь султан не стал сдерживаться:

– Послушай, Муталиб! Ты знаешь, что ради твоих услуг, и не только поставок оружия, я многое от тебя терплю. Но не смей делать меня дураком! Или ты думаешь, что я воображаю дураком Ричарда? Он что же, счел бы свои условия выполненными, если бы я возвратил ему калек вместо крепких, здоровых мужчин?!

Купец спокойно выслушал и ответил с самым невозмутимым видом:

– А разве в поставленных христианами условиях это было оговорено? Они не смогли бы тебя упрекать. Да и потом, увечия могли быть получены в боях. А кто и что говорит – поди-ка докажи!

– В этом случае Ричард тем более прикончил бы наших пленных. Я слышал, что он сам до последнего момента не желал убивать безоружных – на этом настояли другие вожди христиан. А если бы я перекалечил его рыцарей, взбесился бы и он!

Муталиб согласно закивал:

– Правильно! Но мусульмане уже не смогли бы упрекать тебя в том, что ты ничего не сделал для освобождения пленников! Ты отдал христианам их братьев, а они взяли и перебили наших... Кто тогда был бы в глазах правоверных убийцей и клятвопреступником?

Лицо Салах-ад-Дина омрачилось. Может, Муталиб и прав, давая свои, как обычно, дьявольские советы?.. Но неужто он когда-нибудь станет им следовать?

– Ладно, – усмехнулся султан. – Но выдача пленных была лишь частью договора о сдаче Акры. А деньги? Из каких таких сундуков я платил бы тебе за твои сабли и мечи, если бы отдал неверным собакам сумму, которую они требовали? И ведь эту сумму назвали подлые эмиры, перепуганные до смерти! Им было важно только, чтобы их отпустили из осажденного города и позволили увезти свое барахло и гаремы! Тьфу! Может, Ричард потребовал бы в два раза меньше...

– Но ты бы все равно не уплатил, да? – в черной бороде купца блеснули мелкие желтоватые зубы. – Денег-то, конечно, жалко. Но для этого нужно научиться делать фальшивое золото. Христиане жадны – они не тратят здесь золотых червонцев, собираясь тащить их в свои страны. Тебе бы надо доставить хорошего алхимика из Дамаска. Глупые алхимики пытаются получить настоящее золото и ищут философский камень, которого нет и никогда не было, а умные алхимики составляют сплавы желтого цвета, которые очень даже похожи на золото, очень даже! Конечно, разобраться можно, но ведь если бы король Ричард роздал твое золото своим князьям и баронам, они, обнаружив обман, скорее всего, Ричарда бы в нем и обвинили.