Дурман для зверя - Галина Чередий

— Ого! — простодушно захлопал своими серыми глазами Родька. — Да ты попал, брат! Но как так-то? А как же Алана?

Серые глаза! Серые, с таким четким, почти бесцветно-прозрачным кольцом вокруг зрачка, гори оно навеки в аду! Серые, против ярко-зеленых материнских и желтых, как у отца и у меня. Я хренов безмозглый эгоистичный идиот, у которого все перед носом всегда было, да только мне никогда не было до этого дела!

— Захар? Ты чего?

Очнувшись, я осознал, что уже не просто скалюсь на брата, но и тесню его к стене, словно собираясь придушить, в то время как обалдевший медик порывается остановить нас.

— Мирсан, нам срочно нужен анализ крови! — прорычал я ему. — На сравнительное родство со всеми семействами!

— Слушайте, док, а его точно уже ваши препараты отпустили? — хохотнул брат, но я расслышал за его ненастоящей веселостью отчетливый призрак боли.

Дважды хренов безмозглый эгоистичный идиот Захар. Да чего уж скромнягу строить — учитывая мое поведение с Аяной — сотню раз!

«Попроси меня остаться!»

Заткнись сейчас, память!

«Не угрожай! Не приказывай! Пообещай что-то кроме места твоей постельной грелки, и я и шагу отсюда не ступлю!»

— Я сказал — заткнись! Не время! Потом! — рявкнул я и дернул ворот уже застегнутой рубашки от неожиданного приступа удушья, разрывая и превращая ту, по сути, в тряпку.

— Ты уверен, что реально стоит покидать больницу? — встревоженно спросил брат, всматриваясь в мое лицо.

— Я бы тоже… — начал Мирсан, но я мотнул головой.

— Вы — выйдите и дайте нам с братом минутку. Ты — молчи и внимательно выслушай меня, Родька. И если что-то тебе поперек горла станет — пошли меня. Без сомнения.

Медик ушел, плотно прикрыв дверь, а я плюхнулся в то кресло, в котором недавно сидела мать.

— Дело вот как обстоит: этот самый хрен Милютин, о ком я желаю знать все, забрал мою… Аяну… мою женщину.

— Твою истинную, брат. Черт знает, как у тебя так причудливо вышло, не слыхал о подобном отродясь, но я видал недавно спаровавшихся парней из наших. Все они слегка в неадеквате поначалу, но ты — круче всего, что я помню.

Аяна — моя истинная? По всему выходит — да. Тогда все верно, все мои закидоны и помешательство на ней на своих местах. Не на месте только изначально были мои чертовы глаза, а мозги и вовсе в заднице, и поэтому теперь не на месте, не рядом со мной и моя, МОЯ женщина, и не факт, что она еще захочет его занять.

«Попроси меня».

Попрошу кукла. И дурную башку склоню. И на колени встану. Ведь их с самой первой встречи перед тобой мне как подрубывало, вот только правда о том, кто ты для меня, где-то на полпути застревала, очевидно, в трясине моей жесточайшей похоти и непомерной гордыни. Что же, хотел я тебя прикупить по дешевке, цинично планировал все в тебе, саму тебя разменять на подачки и роскошь, а чем теперь платить придется — еще и понятия не имею. Как бы цена не из разряда неподъемных оказалась.

— Захар? Брат? Эй, приди в себя!

Правильно, встряхнись, нытик! Лажал — исправляй. Разве не так всегда относился к окружающим?

— Милютин забрал мою истинную. — Все сказано вслух, считай, высечено в камне. — Забрал, потому что он ее отец.

— Фигасе! — брат присвистнул. — Ну это не есть хорошо. Насколько знаю, этот волк почему-то зуб точит на нашу семью. Точно будет против того, чтобы ты и она… Но, с другой стороны, хоть сто раз он там альфа, однако против вашей парности-то не попрет. Где это видано?

— Если бы ты знал. — Я испытал желание хорошенько разок приложиться лбом к стене. Или гораздо больше одного раза. Это, видно, об этом говорят что-то типа — будешь потом об стену убиваться, да поздно? — Я обращался с Аяной… как… гадко очень.

— Девушка не обрадуется тебе при встрече? Да брось, братишка, я чуял химию между вами. Чуток попресмыкаешься, сделаешь парочку красивых жестов, щедрых подарков и…

Знал бы ты…

— Не об этом сейчас, Родька, — перебил я его. — Я почти уверен, что Милютин и твой отец.

Родион резко выдохнул, будто я ему поддых врезал, и отвернулся.

— Ты поэтому анализ хочешь? — сипло спросил он, не оборачиваясь.

— Я хочу его, только если того же хочешь и ты. Если готов узнать и тебе это в принципе нужно.

Брат отошел к окну и молчал несколько минут, вглядываясь во что-то снаружи и без остановки почесывая затылок, словно намереваясь до мозга доцарапать.

— Это как-то поможет тебе?

— Я еще не знаю. Но вполне возможно.

— А ну и хрен с ним, давай сделаем, — Родька махнул рукой и развернулся, натягивая свою обычную маску бесшабашного парня, которого ничем не проймешь. — Я ведь и так уже знал, чего теряю? Наоборот, могу сеструхой обзавестись.

Он подошел к двери и распахнул ее.

— Эй, док, иди тыкать в меня иголкой, или как там это делают! И, кстати, Захар, если что, у меня могут внезапно образоваться права намылить тебе шею за сестру как у брата.

— Ага, запасайся вагоном мыла. Однозначно пригодится.

Лионелле я не понравилась. Она мне тоже. В большей степени потому, что она, очевидно, была именно той представительницей женского пола, какой хотел видеть меня Захар. Едва ли старше меня, блондинка с ангельским личиком, губки бантиком, глазки-василечки. Фигурка, опять же, в облегающих тряпках высший класс, всего везде хватает и нигде ничего сверх меры. Вот уж где кукла куклой. Случилось бы котоволчаре с такой пересечься, и она бы точно не осталась незамеченной. А что, то что ему нужно. Стопроцентная содержанка к тому же. Угодливая, ухоженная, разряженная, вся такая нарочито сексуальная, приторная и липкая, как патока, когда обращалась к моему типа родителю, и все время преследующая меня цепким, ревнивым взглядом. Изображающая из себя легкомысленную и милую в общении дурочку, но надо быть слепой, чтобы не заметить мелькающих в ее прозрачно-голубых больших глазищах цифр подсчета упущенной с моим появлением выгоды. Но ни полсловечка поперек, пока Федор отдавал ей за обеденным столом в огромной столовой указания помочь мне с выбором одежды, следить за тем, чтобы ела почаще, и еще делать как можно больше фото на телефон. Сидела как прилежная ученица, с обожанием хлопала километровыми ресницами, приоткрыв пухлые губешки, ловила якобы каждый звук, вылетающий из его рта. Тебе бы точно понравилось, гадский ты контролирующий желтоглазый зверь. Пошла ты, Аяна! Ты отныне живешь, чтобы не думать и не помнить, а не… Вот чего же мне так шарахнуть по башке тогда этой Лионелле охота?

— Зачем фото? — спросила, по ходу, толком и не замечающего меня Милютина, ковыряясь в ставшем вмиг похожим на горький пепел на языке мясе.

Впрочем, и свою любовницу он не слишком-то замечал. Чинно двигал руками, практически бесшумно управляясь со столовыми приборами, как меня учила Серафима, и сухо отдавал указания, пока Лионелла послушно кивала, как дрессированная собачонка. Хотя, когда пришла ко мне со шмотками, трещала, не затыкаясь, как если бы сдавала экзамен по скорострельности. «Ох, эта такая радость, такая неожиданность, кто бы мог подумать, Феденька так счастлив, и я тоже, ведь главное, чтобы он был…» и так далее в том же духе, при этом сверля во мне сквозные дыры взглядом и явно желая по меньшей мере свалить туда, откуда и взялась.