Компания дьявола - Дэвид Лисс

— Мой дорогой друг Бенджамин, как хорошо, что вы пришли. Входите, пожалуйста. Простите мое стесненное положение, я постараюсь сделать все, чтобы вам было удобно.

Комната была маленькой, футов пятнадцать на пятнадцать. Из обстановки — узкая кровать и старый письменный стол. Одна ножка его была настолько короче остальных, что казалось, он опрокинется от малейшего дуновения, но свежий воздух в комнату никогда не проникал, в ней было холодно и душно, пахло потом, скисшим вином и мертвой мышью, которая разлагалась в какой-то труднодоступной щели.

Мистер Франко жестом пригласил меня сесть на единственный стул, а сам подошел к письменному столу, без сомнения самому важному предмету обстановки в подобном месте, так как за столом писались унизительные письма друзьям с просьбой о помощи. На его столе не было ни бумаг, ни книг, но были три бутылки вина, несколько оловянных кружек, а также полбуханки хлеба и большой кусок бледно-желтого сыра.

Не спрашивая, хочу ли я выпить, он плеснул вина в одну из кружек и протянул мне. Я взял кружку, и после того, как он произнес молитву над вином, мы оба выпили.

— Боюсь, — начал я, — что ни за какие деньги я не смогу вызволить вас отсюда. Мои враги считают, что вы должны находиться здесь, и, насколько могу судить, приложат все силы, чтобы так и было. Между тем они сказали, что могут выпустить вас через несколько недель, если я буду делать то, что они велят.

— Что ж, похоже, я буду вынужден задержаться тут надолго, ибо, если мое слово хоть что-то для вас значит, должен вас просить не делать того, что они велят. Бенджамин, они наказали меня, чтобы сделать вас сговорчивым. Вы не должны им уступать. Только не теперь. Делайте то, что необходимо. Я останусь здесь. Можете прислать мне несколько книг и обеспечить приемлемой едой, и со мной все будет в порядке. Могу я попросить вас об одолжении? Не могли бы вы составить список того, что мне нужно.

— Какое же это одолжение. Я сделаю это с величайшим удовольствием.

— Тогда не тревожьтесь по поводу моего заключения. Эта комната, хоть и не самая лучшая из тех, где мне доводилось жить, все же вполне сносна, а с вашей помощью я получу пищу для тела и ума. Я не вижу никаких препятствий для поддержания тела и духа, так как никто не мешает мне заниматься физкультурой. Все будет хорошо.

Меня восхитило, что он воспринимает свою участь как философ, и я был благодарен, что он попросил меня принести ему кое-какие мелочи, ибо таким образом я мог успокоить муки совести.

— Могу я что-нибудь еще для вас сделать, чтобы как-то скрасить ваше заключение? — спросил я.

— Нет. Кроме того, что можете рассказывать мне все, ничем не рискуя. Какой еще вред можно мне причинить? Наверное, находясь в заключении, я могу принести пользу и вам, и себе.

Мне трудно было с ним не согласиться, более того, я всегда опасался, что, узнав что-нибудь сам, он решит, будто обязан действовать, пренебрегая своим благополучием. Лучше уж было самому выбрать, что ему рассказать, для своего и его блага.

Итак, я рассказал мистеру Франко почти все — все, что сообщил Коббу и Хаммонду, и многое другое тоже. Я сказал ему, что подозреваю: Селия Глейд — французская шпионка. Я рассказал об Абсаломе Пеппере и его двух женах. Единственное, чего я не сказал, — это правды о том, что Форестер хранит на своем тайном складе. Отчасти я боялся, что даже здесь, за этими стенами, могут скрываться вездесущие враги, а также у меня было предчувствие, что Кобб и Хаммонд не исчерпали еще своего пагубного арсенала. Как я мог быть уверен, что они не прибегнут к жестокому, с пристрастием, допросу? И решил, что лучше держать какие-то вещи в тайне даже от друзей.

Мистер Франко с особым интересом слушал ту часть моего рассказа, где речь шла о тайне, окружающей падчерицу Эллершо.

— Именно здесь можно все выяснить, — сказал он. — Если она сочеталась тайным браком, это было сделано по правилам тюрьмы Флит.

— Это правда, — сказал я безо всякого восторга.

— Раз вы здесь, было бы разумно проверить эту линию расследования.

— Мне бы не хотелось это делать. Меня и так огорчает, что я должен заниматься расследованием внутри компании. Не хочется вторгаться в частную жизнь и навлекать несчастье на миссис Эллершо или ее дочь.

— В коммерции часто именно окольный путь приводит к цели. Вопрос был поднят, и вы говорите, что этот Форестер вроде бы что-то от вас скрывает.

— Это так, но у него нежные чувства к миссис Эллершо, и он, вероятно, скрывает, чтобы помочь ей.

— Не вижу вреда, если вы займетесь этим делом, даже если ошибаетесь. Не хочу пользоваться своим положением и давить на вас, но надеюсь, вы используете все преимущества, чтобы повлиять на тех, кто держит в руках наши судьбы.

Он был прав. Максимум, чем я рисковал, — это зря потерять несколько часов.

— Наверное, вы правы.

— Я могу сэкономить ваше время. Утром я встретил священника по имени Мортимер Пайк. Он сказал, что живет в квартале «Правила» на Олд-Бейли и, по его словам, король флитских бракосочетаний. Он с гордостью утверждает, что совершил брачных церемоний больше, чем кто бы то ни было. Не могу ручаться, что он не врет, но, вероятно, он и вправду преуспевает в этом деле. К тому же он знаком с другими священниками.

Я поблагодарил его за ценные сведения и, пробыв еще с полчаса, отправился на поиски этого слуги Гименея.

Самым поразительным в этом городе было то, что в нем существовали небольшие территории, где обычные законы, управляющие нашей жизнью, теряли свою силу. Все равно что случайно забрести в какой-нибудь район, где, если уронить предмет, он полетит вверх, вместо того чтобы упасть, или где старые молодеют, вместо того чтобы молодые старели. «Правила», густонаселенный квартал с лабиринтом улиц, окружающим тюрьму Флит, был как раз таким местом. Там нельзя было арестовать человека за долги, поэтому самые безнадежные должники Лондона селились в этих краях, покидая территорию только по воскресеньям, когда арестовывать за долги запрещалось. По установившейся странной традиции здесь же заключались браки, включая браки несовершеннолетних, без разрешения родителей и оглашения имен вступающих в брак.

И вот я шел по улицам «Правил» под сенью собора Святого Павла, слушая, как голосят мальчишки на службе у пасторов — всех как один без гроша в кармане, лишенных сана или самозваных.

— Свадьба, свадьба, свадьба, свадьба! — выкрикивал молодой парень под вывеской лавки.

Другой дернул меня за штанину грязными руками:

— Может, женитесь, сэр?

Я засмеялся:

— На ком? Я ведь без дамы.

— Ну, это не беда, этого добра у нас навалом.

Неужели брак стал подобен пище, чем-то, к чему человек должен стремиться, почувствовав потребность, и если предложения весьма скромные, должен довольствоваться ими? Я сказал мальчишке, что ищу дом бракосочетаний мистера Пайка, и он страшно обрадовался: