Хрущев - Уильям Таубман

После XIX съезда Сталин неожиданно заменил Политбюро расширенным до двадцати пяти человек Президиумом, состоящим из более молодых руководителей. Очевидно, он готовил финальную чистку «старой гвардии». «Я ничего не понимал, — пишет Хрущев. — Как же это получилось?» Он утверждает, что был еще более изумлен арестами кремлевских врачей, не сомневался в их невиновности и позже винил себя за то, что молчал: «В этом я себя и упрекаю. Надо было проявить больше решительности в то время, не позволить развернуться этой дикой кампании… Я беру и на себя вину за то, чего тогда не доделал»75.

В самом ли деле Хрущев был совершенно непричастен к этому делу? Двое известных историков, а также Павел Судоплатов в этом сомневаются, а Молотов прямо и неоднократно утверждал, что в последние годы жизни Сталина Хрущев входил в «тройку» наряду с Маленковым и Берией76. Однако, даже если он был ближе к Маленкову и Берии, чем признавал впоследствии, его возвращение в Москву в 1949 году должно было осложнить отношения между ними. Хрущев начал в Московском горкоме и некоторых госучреждениях собственную чистку, удаляя оттуда ставленников Маленкова77. Когда в 1951-м главой МГБ стал Игнатьев, несколько человек, работавших с Хрущевым, были назначены его заместителями, а другие протеже Хрущева заняли ключевые посты в ЦК. Маленков и Хрущев в беседах друг с другом отрицали, что кто-либо из них помогал Сталину в подборе кандидатур для Президиума. Однако Маленков позже признавался сыну, что подсказал Сталину несколько кандидатов: вполне возможно, что и Хрущев был столь же неискренен. Да и, если Хрущев не участвовал в подборе Президиума, как попали туда его люди с Украины? Если Хрущев соперничал с Берией и старался очернить его в глазах Сталина — можем ли мы быть уверенными, что он не поощрял развитие «дела врачей»?78

Разумеется, все это лишь предположения. По-видимому, Хрущев в самом деле защищал тех, кого мог защитить — например, энергичного молодого московского партработника Николая Сизова, который внезапно куда-то исчез, а некоторое время спустя снова «вынырнул» в качестве директора авиационного завода и популярного комсомольского лидера. Когда комсомольские активисты потребовали, чтобы обвинения против Сизова были предъявлены публично, Хрущев пригласил их на встречу. Сперва он развлекал аудиторию рассказами о своей юности и разговорами об экономической ситуации в Москве, а затем, завоевав доверие слушателей, изменил тон и холодно объявил, что судьба Сизова их не касается. «Так вот, молодые товарищи. Дел много, надо подчиняться партийным решениям, на то вы и комсомол». После этого он вышел из зала, так и не дав комсомольцам возразить. Однако при этом Хрущев спас Сизова от гибели; уволив его с поста секретаря комсомольской организации, он отправил его «от греха подальше» на учебу в Высшую партийную школу. «Таким способом, — замечает Аджубей, — иногда удавалось выводить человека из-под более сильного удара»79.

Приблизительно в то же время работу в аппарате ЦК предложили бывшему вожаку украинского комсомола при Хрущеве Костенко. Когда тот спросил у своего шефа совета, Хрущев прошептал: «Не соглашайся! Не приезжай в Москву! И забудь, что я тебе это сказал!» Костенко пересидел последний год жизни Сталина в провинции — и остался невредим80.

Какова бы ни была роль Хрущева в последние годы жизни Сталина, игра, в которую он играл, требовала от него и изображать дружбу с Берией и Маленковым, и быть готовым в любую минуту их предать. По его воспоминаниям, в тридцатые годы, когда Хрущев работал вместе с Маленковым, они были «друзьями». Во время приездов в Москву в военные годы Хрущев останавливался у Маленкова на даче и часто гостил у Маленковых, приезжая из Киева. Хрущев и Маленков вместе охотились, а в начале 50-х их семьи часто ходили вместе по грибы, а потом ужинали друг у друга на дачах. Хрущев даже приглашал Маленкова на вечерние прогулки, к которым пристрастился в Киеве; при дворе Сталина такое времяпрепровождение было непривычным. Вместе с женами и детьми (и нервничающими телохранителями на хвосте) они шли по улице Грановского, сворачивали на проспект Калинина, продолжали свой путь по Моховой, поворачивали на улицу Горького и возвращались домой. Иногда выбирали и кружной путь — по Александровскому саду, мимо Кремлевской стены81.

На вопрос, с кем дружил ее отец в 1949–1953 годах, Рада Аджубей холодно ответила: «Это сложный вопрос. Трудно сказать. С тридцатых годов мы дружили семьями с Булганиными и Маленковыми и здесь, в Москве, живя с ними в одном доме, часто встречались. Были и многие другие… но я бы не назвала это дружбой»82.

Сталин не поощрял дружбу между своими подчиненными. Однако невозможно работать вместе, не заводя никаких личных связей. Сын Маленкова Андрей вспоминает, что Хрущев был единственным из коллег, с кем проводил свободное время его отец. Они называли друг друга «Никитой» и «Егором», ходили друг к другу на дни рождения, а их дети постоянно бывали друг у друга в квартирах на улице Грановского. Однако, хотя Нина Петровна, по воспоминаниям Андрея, была «интеллигентной женщиной», а ее муж — «самым живым» из коллег Маленкова, Хрущев производил впечатление человека «невероятно грубого». «Мои родители были из интеллигентных семей, — объяснял Маленков-младший, — учились в гимназии, получили высшее образование, в гостях у нас часто бывали академики и профессора. Хрущев же был совершенно неотесан, с на редкость грубым чувством юмора, очевидно, ничего не читал и совершенно не знал литературу»83.

Маленков, разумеется, не демонстрировал своей неприязни — однако Хрущев не мог ее не почувствовать. «Во время войны, — рассказывал позже Хрущев, — Маленков начал смотреть на меня свысока, особенно когда замечал, что Сталин мною недоволен»84. Открытых ссор между ними не было — но только потому, что каждый боялся невольно укрепить положение другого. В общении друг с другом эти люди постоянно носили маски; то же, и в еще большей степени, касалось их отношений с Берией.

У Хрущева было немало причин бояться Берии. По рассказу Аджубея, в 1951 году оперативники Берии пытались обыскать рабочий кабинет Хрущева в здании горкома, угрожая его секретарю, находившемуся на рабочем месте, серьезными последствиями, если он не позволит «проконтролировать надежность сейфов и телефонных аппаратов». Однако тот не позволил, и оперативники с проклятиями удалились. Никаких последствий этот случай не имел: помощник Хрущева пришел к выводу, что Берия не решился вступить с его шефом в открытую схватку85.

Вскоре после свадьбы Рады и Алексея служба безопасности сообщила, что молодая пара «болтает» о «красивой жизни» семьи Хрущевых. Хрущев возложил вину на Аджубея (и справедливо, по замечанию Сергея Хрущева); Аджубей и Рада сваливали все на своих университетских друзей, бывавших у Хрущевых на даче. Позднее Хрущев объяснил Аджубею, что скандал был «специально раздут», чтобы его скомпрометировать.

Однажды летом, когда Хрущев и Берия отдыхали на Кавказе, Берия пригласил Хрущева подняться вместе на высокую гору, откуда открывался вид на море. «Какой простор, Никита. Давай построим здесь наши дома, будем дышать горным воздухом, проживем сто лет, как старики в этой долине». Когда Берия предложил «куда-нибудь переселить» людей, живущих на этом месте, Хрущев почуял «провокацию» — как и в другом случае, когда Берия попытался «вовлечь его в антисталинский разговор, а потом донести Сталину»86.