Час ведьмы - Крис Боджалиан

— То, что ты сделала, не иллюзия, — сказала она.

— Я ничего не сделала. Я просто следовала твоим указаниям и отправилась к Хоукам.

— Я надеялась, что в лучшем случае Эдмунд даст тебе травы, а я приготовлю яд. То, что тебе удастся убедить Эстер…

— Я заключила с ней сделку, — перебила Мэри. — Это был обмен. Вспомни, я вернулась с сапогами и плащами для ее детей.

Они пили чай, кружка Мэри была горячей и грела пальцы. Прошлой ночью шел снег, и Мэри гадала, пойдет ли он опять, когда она отправится домой.

— Я хочу быть честной в этих переговорах: ты уверена, что Эдмунд больше ничего от меня не хочет?

— Хоуки невысокого мнения о большинстве людей, живущих здесь, в Бостоне. Будет одним меньше! Эдмунд слез лить не станет.

— Мне почему-то кажется, что ты тоже не прольешь ни слезинки.

Констанция улыбнулась.

— Итак, люди — нужные люди — знают о твоей дружбе с Джоном Элиотом?

— Да. Я часто об этом говорю.

— Отлично. В Хартфорде повесили еще одну ведьму.

— Я слышала, — сказала Мэри. — Матушка Купер считает, мне повезло, что мой развод не одобрили. Она думает, что, будь я одинокой женщиной, это бросило бы на меня еще большую тень.

— Как на меня.

— Нет! Я имела в виду…

— Матушка Купер права. Я не обиделась, — сказала Констанция. — Считай себя ястребом, который скоро освободится от своих оков.

Она откупорила бутылочку с ядом, понюхала и добавила:

— Это аконит. И кое-что еще.

— Кое-что еще?

— Эдмунд сказал мне, что, когда волк у двери, действовать нужно наверняка. Это аконит и еще один крайне эффективный яд. Эдмунд предупредил, что он действует быстро.

— Что это значит? Как он проявится? — спросила Мэри.

— Пена изо рта. Рвота. Помутнение рассудка.

— А потом смерть?

— Да, следом смерть, — ответила Констанция, закупорив бутылочку. — Ты в самом деле готова использовать его?

— Да, — подтвердила Мэри.

— Когда?

— Я не уверена. Но хочу, чтобы по всему Бостону разошлись слухи о моих поездках в лес с преподобным Элиотом и о том, что выполняю работу, назначенную мне Господом. Меня не должны оклеветать: это мне особенно ясно после того, как умер нерожденный ребенок моей невестки.

— Ты хорошо продумала свой план.

— Можешь ответить мне на один вопрос? — спросила Мэри.

— Слушаю тебя.

— Что лучше всего скроет вкус яда? Пиво?

Констанция подумала и отхлебнула чаю.

— Да, думаю, оно.

— Мне использовать всю бутылочку?

— О, здесь нужно действовать наверняка, — ответила она. — Используй ее всю, до последней капли.

Придя домой, Мэри сразу же поднялась в их с Томасом спальню и подошла к едва заметно покосившейся доске в полу. Она вытащила гвоздь, подняла плашку и опустила бутылочку с ядом в маленький тайник. Затем положила доску на место и воткнула гвоздь обратно. Никто не заметит, что она сделала. Никто. Никто, кроме нее, не узнает, что там яд.

На следующий день, после того как Томас на Сахарке уехал на мельницу, а Кэтрин ушла на задний двор чистить хлев, Мэри подошла к колышкам у входной двери, где они вешали плащи. Она подумывала о том, чтобы пойти к мерзейшей матушке Хауленд и рассказать ей о своих миссионерских поездках к Хоукам и работе с Джоном Элиотом. Вряд ли та захочет ее видеть, но это не имеет значения: главное — распустить слух. Матушка Хауленд — истинный городской глашатай.

И тут Мэри случайно уронила плащ, а нагнувшись, чтобы поднять его, обнаружила на полу метку. Она была маленькая, примерно размером с шиллинг. Мэри опустилась на колени, чтобы лучше разглядеть ее. Она не могла поверить, что это происходит на самом деле, но глаза ее не обманывали. На пороге, над самым полом, кто-то начертил круг с пятиконечной звездой — метку Дьявола. Приветствие сатанинской братии: знак обращения и верности, указатель, что в этом доме безопасно.

Мэри подумала о вилках и пестике, оставленных во дворе, и снова задалась вопросом, не осталось ли в промерзшей намертво земле что-нибудь еще. Возможно ли, что ее муж присягнул Дьяволу и хочет отравить ее заклятием? Это маловероятно. Он злобен, но его коварству есть предел, он даже ударить ее не осмелится в присутствии свидетелей. Значит ли это, что Кэтрин — все-таки ведьма? Или есть еще некто, желающий ей зла?

Либо, что еще хуже, кто-то хочет, чтобы ее, Мэри Дирфилд, повесили как ведьму?

Она быстро встала и попятилась, чтобы Кэтрин не узнала, что она видела метку, если вдруг вернется со двора.

Мэри собралась с духом и решила пойти не к матушке Хауленд, а в гавань, к Генри Симмонсу. Пусть все продвигается не так быстро, как она рассчитывала, но он должен знать об этом новом осложнении. Ее дружба с Джоном Элиотом может купить ей время, но неизвестно — сколько.

Генри отодвинул в сторону стопку учетных книг и сел на край широкого стола в кабинете дяди. Жестом он предложил Мэри устроиться на стуле за ним. После того как она рассказала ему, что обнаружила на своем пороге, Генри поразмыслил и произнес ровным голосом:

— Я не верю, что метка Дьявола угрожает вам больше, чем некогда Его зубья.

— Вилки, — поправила Мэри. — И не Его вилки, а вилки моего отца.

— Я хочу спросить о следующем: вы ощущаете отраву и чувствовали ли боль?

— Помимо боли в руке, которую Томас пытался пригвоздить к столу? Не особенно.

— Вот об этом я и говорю.

— Но я хочу знать, кто одержим. Увидеть, как этого порченого и гадкого человека справедливо повесят.

Генри покачал головой.

— Нет, это не ваши слова, Мэри. На самом деле вы не желаете этого.

— Может быть. Но я хотела бы знать. И если цель — не отравить меня, то я тем более хочу знать, кто эта ведьма, потому что в таком случае ее план еще более отвратителен. В таком случае она пытается сделать так, чтобы меня обвинили в колдовстве и отправили на виселицу.

Генри посмотрел на свои сапоги.

— Мы не знаем, есть ли связь между вилками и меткой, которую кто-то начертил на дереве. Это могут быть разные заклятия.